Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929

В апреле — первой половине мая 1926 г. Троцкий инкогнито находился на лечении в Германии в связи с продолжавшимся уже несколько лет плохим состоянием здоровья, выражавшимся в часто повышавшейся температуре, слабости и других недомоганиях. Особенно беспокоило Троцкого, что порой у него возникали затруднения в изложении своих мыслей на бумаге. Сама организация этой поездки сопровождалась необычной бюрократической волокитой. Московские врачи, оказавшиеся не в состоянии определить, чем страдал Троцкий, настаивали на заграничном обследовании уже в течение долгого времени. Текущие дела заставляли Троцкого откладывать поездку за границу. Но в конце концов он поставил этот вопрос перед Политбюро, которое должно было принять решение о лечении своего непокорного члена.

Вопреки обычной практике, когда такого рода вопросы решались однозначно и положительно, Политбюро приняло уклончивое постановление: исходя из политической обстановки, поездка была сочтена опасной, тем более что ОГПУ также возражало против отъезда. Окончательное решение оставалось за Троцким, а постановление Политбюро отправлено в «особую папку» [435]. Сталину явно не хотелось выпускать Троцкого за границу. Он опасался его бесконтрольных контактов с деятелями международного коммунистического, левого и леволиберального движений, создания некой сплоченной или только аморфной интернациональной группы сторонников опального вождя, хотя, конечно, не опасался, что Троцкий может стать невозвращенцем и уже не вернется в СССР [436]. Кроме того, Сталин конечно же не желал Троцкому выздоровления.

После недолгих колебаний Троцкий решил ехать в Берлин. Путешествовал Троцкий по дипломатическому паспорту на имя члена коллегии Наркомпроса Украины Кузьменко. «Зиновьев и Каменев прощались со мной почти трогательно: им очень не хотелось оставаться со Сталиным с глазу на глаз», — писал Троцкий с оттенком иронии [437]. С ним отправились жена, секретарь Сермукс и один сотрудник ОГПУ, для охраны.

Берлинские врачи не смогли поставить диагноз. По рекомендации одного из них была сделана операция: из гортани удалены миндалевидные железы. Эта считавшаяся легкой операция прошла, однако, с осложнениями, сопровождалась большой потерей крови и, по всей видимости, не дала ожидаемого результата. Правда, обследования, проведенные немецкими медиками, и назначенные ими процедуры позволили несколько улучшить состояние здоровья Льва Давидовича. Приступы беспричинного повышения температуры, которые привели Троцкого в Берлин, стали более редкими и легкими по форме. По возвращении Троцкий смог в полной мере возобновить свою нервную и напряженную работу. В Германии Троцкий углубленно изучал немецкую прессу, наблюдал за общественной жизнью в Берлине. Впечатления бы ли крайне противоречивыми. Вот как они суммировались в мемуарах: «Берлин изменился. Он не имел теперь физиономии вовсе, по крайней мере, я не находил ее. Город медленно оправлялся после долгой и тяжелой болезни, сопровождавшейся рядом хирургических операций. Немецкая аккуратность и чистота за тяжкие годы войны, поражений и версальского грабежа, были побеждены нищетой. Человеческий муравейник упорно, но безрадостно восстанавливал свои ходы, коридоры и склады, раздавленные сапогом войны. В ритме улицы, в движениях и жестах прохожих чувствовался трагический оттенок фатализма: ничего не поделаешь, жизнь есть бессрочная каторга, надо начинать сначала» [438].

Вместе с женой Троцкий наблюдал празднование 1 мая 1926 г. в германской столице и даже на непродолжительное время затесался в марширующую толпу. Он, разумеется, оставался только наблюдателем, причем наблюдателем, не заметившим ничего особенного в этом традиционном шествии. Наслаждаясь «полной гаммой немецкой республиканской политики» [439], он не ощутил и не осознал назревавшую поляризацию сил — появление и постепенное укрепление Национал-социалистической рабочей партии Германии, конкурирующей с коммунистами в деле противостояния германской социал-демократии. Национал-социалисты, вновь наращивавшие силы после недолгого запрета их партии в результате «пивного путча» 1923 г., почти ежедневно выводили на улицы штурмовые отряды, устраивавшие скандалы и потасовки и вступавшие в столкновения с коммунистическими боевыми группами. Но угрозы в них Троцкий не видел. Поразительно, что, описывая впечатления от своей берлинской поездки, он вообще не упомянул эту партию.

Впрочем, пребывание в Берлине не обошлось без скандала. Немецкому МИДу было, разумеется, известно, кто именно проживает под фамилией Кузьменко. Из дипломатических кругов слух распространился в берлинские салоны, стали поговаривать о возможном покушении на жизнь Троцкого «русских монархистов». Вокруг больницы, где он лечился, были установлены полицейские посты, появились десятки вездесущих репортеров. В результате Троцкий перебрался в советское представительство, где был гостеприимно принят полпредом Н. Н. Крестинским. За пределы слухов, правда, вся эта история не вышла. В печать проникли лишь слабые ее отголоски, сошедшие за дешевую сенсацию.

Троцкий возвратился в Москву через несколько дней после окончания в Великобритании забастовки солидарности с горняками. 18 мая он писал в Политбюро: «Что создание Англо-советского комитета как элемента в политике единого фронта было правильным, об этом спора не было и нет. Но неправильно было наше политическое отношение к этому организационному мероприятию… Соглашение, основанное в значительных мерах на организационно-дипломатических началах, не выдержало испытания борьбы, что обрушилось на неподготовленные рабочие массы в виде совершенно неожиданного отказа Генерального совета от принятия нашей помощи, а затем и прямого предательства стачки» [440].

Непоследовательность и противоречивость заявлений Троцкого лежали почти на поверхности. Троцкий подменял Генсовет британских тред-юнионов Англо-русским комитетом, неоправданно разграничивал политический и организационный подходы к АРК и, главное, отрицал свое прежнее негативное отношение к АРК. Правда, через несколько дней в печати проявилась значительно бо́льшая оценочная определенность. 25–26 мая 1926 г. в «Правде» была опубликована статья Троцкого «Вопросы английского рабочего движения (изо дня в день)». Внешне она содержала нападки на британский реформизм и оппортунизм, но за этой канвой четко прослеживалось осуждение курса руководства ВКП(б) на сотрудничество с реформистами. В статье говорилось: «Вся нынешняя надстройка британского рабочего класса — во всех без исключения оттенках и группировках — является аппаратом революционного торможения. Это предвещает на длительный период напор стихийного и полустихийного движения на рамки старых организаций и формирование на основе этого напора новых революционных организаций».