Гай Плиний - Письма Плиния Младшего, Панегирик императору Траяну

12

Плиний Минициану1 привет.

(1) Только на сегодня прошу извинить меня: будет читать Титиний Капитон2, и я буду его слушать, не знаю, больше ли по обязанности или по охоте. Это прекрасный человек, и его следует отнести к главным украшениям нашего века: он чтит науку, а ученых любит, бережет и продвигает; для многих сочинителей он приют и тихая пристань, для всех - пример и, наконец, возродитель и преобразователь литературы, уже стареющей3. (2) Он предоставляет свой дом читающим; с редким благожелательством посещает чтения, и не только у себя: на моих он неизменно присутствовал, если только находился в городе. Неблагодарность тем отвратительнее, чем благороднее повод для благодарности. (3) Если бы меня изводили тяжбы, я считал бы себя обязанным обойти всех своих поручителей, а теперь, когда все мое дело, вся забота в занятиях, разве меня меньше обязывает такое усердие именно в том, чем меня можно - не скажу единственно, но, во всяком случае, больше всего - обязать? (4) Если бы я даже не был обязан отплатить ему как бы взаимной услугой, мне все равно не дал бы покоя и талант этого человека, блистательный, огромный и очень нежный при всей своей строгости и величине его темы. Он описывает смерть знаменитых мужей4, в том числе некоторых очень мне дорогих. (5) Мне кажется, я исполняю благочестивую обязанность, присутствуя при посмертном восхвалении, позднем, правда, но тем более правдивом, тех людей, на чьих похоронах мне нельзя было присутствовать. Будь здоров.

13

Плиний Гениалу1 привет.

(1) Я одобряю то, что ты читаешь мои книги совместно с отцом. Для твоего развития важно научиться у красноречивейшего человека тому, что следует хвалить, что порицать, и в то же время получить навык в том, чтобы говорить правду. Ты видишь, кому ты должен следовать, по чьим стопам идти. (2) Счастливец! На твою долю выпало иметь живой, притом самый лучший и близкий тебе пример: образцом тебе служит тот самый человек, уподобить которому захотела тебя сама природа2. Будь здоров.

14

Плиний Аристону1 привет.

(1) Так как ты очень сведущ и в частном праве и в общественном (а сюда входит и право сенатское), то я хотел бы именно от тебя услышать, допустил ли я недавно в сенате ошибку или нет? Я хочу научиться не для прошедшего случая (это уже поздно), а на будущее, если случится что-нибудь подобное. (2) Ты скажешь: "Зачем ты спрашиваешь о том, что ты должен знать?" Рабство прошлого времени2 повлекло за собой невежество и забвение в области многих благородных знаний, между прочим и в области сенатского права. (3) Много ли найдется людей, настолько терпеливых, чтобы заниматься тем, что он не встретит на практике? Прибавь к этому, что трудно не перезабыть сведений, которым нет применения. Поэтому возвращенная свобода застигла нас несведущими и неопытными; упоенные ее сладостью, мы вынуждены иногда раньше действовать, а затем уже узнавать.

(4) С древних времен было заведено так, что мы учились от старших, не только с их слов, но и воочию, тому, что вскоре предстояло делать нам самим и что мы, в свою очередь, должны были передать младшему поколению. (5) Поэтому юношей сразу же вводили в военную службу, чтобы они привыкли распоряжаться, повинуясь, и предводительствовать, следуя за вождем; поэтому те, кто предназначал себя к государственной деятельности, присутствовали на заседаниях сената, стоя в дверях, и, прежде чем стать участниками в государственном совете, были в нем зрителями3. (6) Собственный отец был учителем сыну, а у кого отца не было, тому заменял отца самый старый и почтенный сенатор4. С полномочиями докладчиков, с правами голосующих, с властью магистратов, со свободой прочих сенаторов, с тем, где должно уступить и где сопротивляться, когда время замолчать, каким образом говорить, как разграничить противоречивые мнения, как провести добавочные предложения,- одним словом, со всем сенатским обычаем знакомились на примерах, а это самый верный способ обучения. (7) И мы в молодости были на военной службе, но в то время храбрость была в подозрении, а бездеятельность в цене, у вождей не было авторитета, а у солдат послушания; никто не командовал, никто не повиновался; все было разнузданно, спутано, извращено; все вообще следовало скорее забыть, чем запомнить5. (8) И мы же увидели сенат, сенат трепещущий и безмолвный: говорить то, что ты хотел, было опасно; то, чего не хотел, низко. Чему можно было тогда научиться, чему радостно было выучиться, если сенат созывался для полного безделья или для величайшего злодеяния6? Если задержанный или в насмешку или на горе себе он никогда не принимал серьезных решений, но часто горестные? (9) То же самое зло видели мы и терпели в течение многих лет, уже сами став сенаторами, уже сами став причастными к этому злу. За эти годы мы отупели и согнулись: для будущего мы сломаны. (10) Краток срок (время кажется тем короче, чем оно счастливее), за который нам захотелось узнать, что мы такое, и захотелось применить на деле то, что мы узнали.

Тем справедливее моя просьба, во-первых, о том, чтобы ты простил мою ошибку, если здесь есть ошибка, а затем, чтобы ты исправил ее своим знанием: ты ведь всегда занимался правом общественным и частным, древним и новым, обычным и применяющимся в исключительных случаях. (11) Я полагаю, что вопрос, который я предложу тебе, недостаточно исследован, а то и вовсе не известен даже таким юристам, которых обширная практика и множество дел заставили узнать решительно все. Поэтому и мне извинительнее, если я споткнулся, и ты будешь достойнее похвалы, если сможешь научить даже тому, чему, неизвестно, учился ли ты сам.

(12) Доложено было об отпущенниках консула Афрания Декстра, убитого неизвестно, своей ли рукой или рукой домашних, рукой ли преступной или послушной7. Один ("кто?" - спросишь ты, - я, но это не имеет значения) полагал, что после допроса их не следует подвергать пытке, другой - что их надо сослать на остров, третий - наказать смертью. (13) Мнения эти были столь различны, что каждое из них могло рассматриваться только как совершенно особое. Что общего между казнью и ссылкой? Клянусь Геркулесом! Не больше, чем между ссылкой и оправданием, хотя оправдание и несколько ближе к ссылке, чем к казни (в обоих первых случаях жизнь подсудимому остается, в последнем она отнимается). Между тем и высказавшиеся за казнь8 и высказавшиеся за ссылку сели вместе, и это временное подобие единомыслия сгладило их разномыслие. (14) Я потребовал, чтобы голоса, поданные за каждое из трех решений, считались отдельно и чтобы два мнения не объединялись в кратком перемирии. Я настаивал, чтобы сторонники казни отошли от высказавшихся за ссылку и не вступали с ними в кратковременный союз против голосующих за освобождение: никакого ведь значения не имеет, отвергнут ли одно и то же люди, которым пришлось по душе не одно и то же. (15) Мне казалось чрезвычайно странным, что человек, высказавшийся за ссылку отпущенников и за пытку для рабов, вынужден был разделить свое мнение, а стоявшего за казнь отпущенников считали заодно со сторонником ссылки. Если следовало разделить мнение одного человека, так как оно включало в себя два положения, то мне было непонятно, каким образом можно объединить мнения двух, столь меж собою различные. (16) Позволь мне привести тебе мои основания так, как я это сделал там; по окончании дела так, как будто оно еще не было решено, и на досуге теперь объединить то, что я говорил тогда урывками, прерываемый многочисленными протестами.