Вадим Роговин - Партия расстрелянных

С начала 1939 года в печати стали появляться сообщения об исключении из партии и привлечении к уголовной ответственности клеветников, по чьим доносам были арестованы невинные люди. Во многих городах прошли открытые суды над клеветниками и следователями-фальсификаторами. Авторханов утверждает, что присутствовал в качестве свидетеля на суде над руководителями Чечено-Ингушского Наркомата внутренних дел, состоявшемся в 1942 году [1048] Октябрь. 1992. № 10. С. 132. .

Разоблачения судебных фальсификаций подхлестнули многих арестованных и их родственников к подаче заявлений с просьбой о пересмотре дел. Этих жалоб оказалось так много, что в областных и районных центрах были созданы специальные комиссии для их проверки. Секретарь Старорусского райкома Горев, возглавлявший одну из таких комиссий, рассказывал, что ей было разрешено разбирать дела только тех, кто находился в то время под следствием; на сгинувших в тридцать седьмом «наша власть не распространялась». В итоге трёхмесячной работы комиссия составила пять томов документов, изобличавших бывшего начальника райотдела НКВД Бельдягина и его подручных в грубейших злоупотреблениях властью. После передачи этих материалов областному прокурору Бельдягин, занимавший к тому времени пост начальника Псковского областного управления НКВД, и трое следователей были арестованы и судимы [1049] Ефимов И. И. Не сотвори себе кумира. С. 391. .

«Послеежовские» реабилитации не коснулись, однако, практически никого из видных деятелей партии и государства, следствие по делам которых не было завершено к концу 1938 года. На протяжении 1939—1940 годов все эти лица были судимы и в подавляющем большинстве расстреляны.

Конец «ежовщины» не означал какого-либо пересмотра исторических фальсификаций, пущенных в обращение после великой чистки. Напротив, все эти фальсификации в конце 1938 года были воспроизведены в книге, по которой предстояло черпать знания об истории нескольким поколениям советских людей.

После третьего московского процесса сталинским приспешникам стало ясно, что отныне не существует никаких ограничений для фабрикации новых фальсификаций, в особенности касающихся Троцкого. Их усердие разыгралось настолько, что даже Сталину приходилось временами его умерять. Так, в конце 1938 года Ежов и Берия представили Сталину докладную записку о результатах «проведённых мероприятий по розыску документов, подтверждающих провокаторскую деятельность Троцкого». Первым таким «документом» именовалась книга воспоминаний председателя Петроградского Совета в 1905 году Хрусталёва-Носаря, в которой якобы говорилось о Троцком как сотруднике охранки. К этому шефы НКВД присовокупляли: им «стало известно», что Хрусталёв-Носарь, чья провокаторская деятельность была разоблачена в первые месяцы после Октябрьской революции, был расстрелян по приказу Троцкого, выпущенному последним ради того, чтобы избавиться от свидетеля своей службы в царской тайной полиции. Второй «документ» представлял сфабрикованное сообщение английской разведки о том, что в годы мировой войны литературная деятельность Троцкого в США оплачивалась «немцами и лицами, им сочувствующими». В третьем «документе» говорилось, что Троцкий наряду с Хрусталёвым-Носарём и Луначарским состоял сотрудником бывшего жандармского управления. В отличие от «книги» Хрусталёва-Носаря, о существовании которой до сих пор не имеется никаких подтверждений, последний документ не был простой выдумкой Ежова и Берии; он был обнаружен ещё в 1917 году и тогда же направлен Керенскому и Бурцеву, наиболее квалифицированному специалисту по разоблачению провокаторов в русском революционном движении. Оба они признали этот документ очередной фальшивкой — из числа тех, которые в большом количестве бытовали в то время [1050] Волкогонов Д. А. Троцкий. Кн. 1. С. 82—83. .

Столь же беспардонную попытку скомпрометировать дореволюционное прошлое Троцкого предпринял ретивый фальсификатор сталинской школы Е. Ярославский. 25 сентября 1938 года он направил Сталину письмо, в котором говорилось об «изученных» им совместно со Шкирятовым показаниях бывшего Главкома Красной Армии Вацетиса, которые являются «ошеломляющим документом», «убийственным приговором Троцкому». Эти показания, писал Ярославский, подтверждают сложившееся у него «убеждение» в том, что Троцкий до 1917 года был завербован германским генеральным штабом и царской охранкой. Предлагая провести следствие для проверки этих версий, Ярославский обосновывал это предложение возникшей в его голове «гипотезой»: «Если Троцкий мог пойти на такое чудовищное предательство по отношению к Ленину, к Сталину, к республике Советов (имелась в виду утвердившаяся в то время в советской историографии интерпретация поведения Троцкого в 1918 году как «предательского».— В. Р. ), то почему не допустить , что его позиция в период сколачивания и деятельности августовского блока и раньше не диктовалась троцкистским „лозунгом“: каждый делает революцию для себя [1051] Этот нелепый лозунг представлял, разумеется, очередную выдумку самого Ярославского. » [1052] Источник. 1994. № 6. С. 97. (курсив мой.— В. Р. ).

Конечно, Сталину не могло не представляться заманчивым пустить в обиход версии и «документы», состряпанные его услужливыми приспешниками. Однако в конечном счёте он не позволил этим документам выйти за пределы своего кабинета: слишком свежа была память о сокрушительных ударах, нанесённых Троцким даже по более «скромным» историческим подлогам. Кроме того, Сталину было известно, что Троцкий работает над его биографией. Естественно было ожидать, что в ответ на новую разухабистую клевету Троцкий ускорит публикацию находящихся в его распоряжении материалов о сомнительных моментах в дореволюционной биографии самого Сталина.

Очевидно, по тем же причинам Сталин отверг угодливые предложения о «подчистке» некоторых неприятных для него высказываний Ленина. Так, он не дал хода инициативе Стасовой и Сорина, представивших ему в мае 1938 года предложения о внесении «исправлений» в записи выступлений Ленина с критикой сталинской позиции по вопросу о Брестском мире [1053] Волкогонов Д. А. Троцкий. Кн. 2. С. 282. .

В ряде случаев Сталин запрещал публикацию таких книг, где лесть по его адресу превосходила все мыслимые пределы. 16 февраля 1938 года он направил в Детиздат письмо, в котором предложил «сжечь» присланную ему на просмотр рукопись книги некой Смирновой «Рассказы о детстве Сталина». Указывая, что эта книжка «изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений», придуманных «охотниками до сказок», «брехунами» и подхалимами, Сталин усматривал особый вред в том, что она «имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев» [1054] Свободная мысль. 1993. № 10. С. 29. . Это письмо Сталина, ставшее известным в литературно-издательских кругах, не было опубликовано. Оно впервые увидело свет в конце 1953 года, когда сталинские преемники, открывшие первый тур критики «культа личности», сочли необходимым опереться в этой критике на авторитет самого Сталина.