Вадим Роговин - Сталинский неонэп (1934—1936 годы)

Ещё более «оптимистически», чем положение в стране, Сталин обрисовал положение в партии. Он утверждал, что в отличие от предшествующих съездов, на этом съезде уже нет нужды доказывать кому-либо правильность линии партии, «да пожалуй — и бить некого. Все видят, что линия партии победила» [65] Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 347. . Заявив, что «теперь у нас нет больше опасности раскола», Сталин на этом основании предложил ликвидировать Центральную Контрольную Комиссию, заменив её Комиссией Партийного Контроля при ЦК ВКП(б), «работающей по заданиям партии и её ЦК и имеющей на местах независимых от местных организаций представителей» [66] Там же. С. 374. . Таким образом, отныне даже формально ЦК превращался в единственный руководящий орган партии, по отношению к которому орган партийного контроля был превращён в чисто подсобное учреждение.

На XVII съезде культ Сталина был окончательно возведён в норму партийной жизни. Не было ни одного выступления, в котором не содержалось бы хвалебных слов о Сталине и которое не завершалось бы здравицей в его адрес или восторженными восклицаниями, подчёркивавшими мудрость его руководства. Речи членов Политбюро, наркомов, секретарей республиканских и областных партийных организаций буквально пестрели эпитетами «великий», «гениальный», «гениальнейший», никогда ранее не употреблявшимися на партийных съездах. Имя Сталина на съезде прозвучало более 1500 раз. В выступлениях Кагановича оно было употреблено 37 раз, Орджоникидзе — 40 раз, Микояна — 50 раз, Косиора — 35 раз.

Особое раболепие перед Сталиным было продемонстрировано в речах не «победителей», а «побеждённых», то есть бывших лидеров оппозиции, саркастически названных Кировым «теми, которые до сегодняшнего дня были в обозе». Замечая, что «съезд без особого внимания слушал выступления этих товарищей», Киров под смех зала заявил, что «обозники» «пытаются тоже вклиниться в это общее торжество, пробуют в ногу пойти, под одну музыку, поддержать этот наш подъём. Но как они ни стараются, не выходит и не получается» [67] ХVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). С. 253. .

Действительно, бывшие лидеры оппозиционных группировок, которым было позволено выступить на съезде, старались в своих речах ещё и превзойти ту «музыку», которая звучала в речах «победителей». Как мажорные рапорты «победителей», так и униженное самооплёвывание «обозников» свидетельствовали о том, что негласной нормой партийной жизни стало двурушничество. Ведь партийные руководители, выражавшие полное единодушие в безраздельной поддержке сталинской «генеральной линии», лучше, чем кто-либо другой, знали, что среди упоминаемых ими побед многие являются преувеличенными или бумажными и что даже действительные успехи оплачены огромными человеческими жертвами. Но ещё больший разлад с собственной совестью должны были испытывать «обозники», ещё недавно резко критически оценивавшие Сталина и его политику, а теперь, после нагромождения новых сталинских ошибок и преступлений, лицемерно восхвалявшие его, в том числе и за то, что он их беспощадно «бил».

На протяжении многих лет в мировой исторической литературе, посвящённой сталинизму, дискутируется вопрос о причинах «признаний» бывших лидеров оппозиций на московских процессах. Думается, что лучший ответ на него дают выступления «обозников» на XVII съезде, которые не были вырваны пытками или боязнью за жизнь своих близких, а объяснялись прежде всего политической и нравственной деградацией, которая произошла с этими людьми уже к началу 1934 года. Все они как бы соревновались друг с другом в предельном сервилизме и лицемерии, свидетельствовавшими о полной утрате ими гражданского и просто личного человеческого достоинства. Между тем именно лидеры бывших оппозиций, обладавшие наибольшим политическим опытом среди выступавших, не могли не отдавать себе отчёта в том, насколько фальшивы их самобичевания и безудержные панегирики в адрес Сталина. Тем не менее они униженно повторяли сталинские квалификации их поведения как «преступного» и «контрреволюционного», твердили о «гибельности» тех путей, которые предлагались ими в прошлом, и заверяли съезд, что теперь в полной мере осознали правоту и величие Сталина.

Самое трагичное заключалось, быть может, в том, что шансы «обозников» «обелить» себя, стать снова «своими», вернуть доверие большинства съезда были практически нулевыми. Истерия, сопутствовавшая прежней внутрипартийной борьбе и только подогреваемая униженным самооплёвыванием бывших оппозиционеров, породила устойчивое недоверие к последним. Это, несомненно, чувствовали сами кающиеся, хотя они в разной степени оценивали безнадёжность своего положения. Видимо, это чувство глубокой обречённости и отодвигало последние рубежи самоуважения, превращало принципиальность, искренность и даже обычный человеческий стыд в недоступную роскошь.

Ни одному из восьми «обозников», выступавших на съезде, не удалось пережить годы большого террора. Двое из них покончили в 1935—1936 годах самоубийством, пятеро были осуждены на открытых процессах, один расстрелян по приговору закрытого суда.

Первую группу «обозников» составляли лидеры «правого уклона», которые к тому времени ещё оставались членами ЦК.

Бухарин, подробно перечислив «целый ряд теоретических предпосылок правого уклона, формулированных прежде всего мною», заявил, что «товарищ Сталин был целиком прав, когда разгромил, блестяще применяя марксо-ленинскую диалектику», эти «предпосылки». Он называл Сталина «могущественным глашатаем не только экономического, но и технического и научного прогресса на нашей планете», «славным фельдмаршалом пролетарских сил».

Вспоминая свои прежние «ошибки», Бухарин объявил выдвигавшееся им в 1928—1929 годах «обвинение партийного режима в военно-феодальной эксплуатации крестьянства» «одним из отравленных лозунгов», «одной из острейших, граничащих с преступлением, парфянских стрел, которые были пущены со стороны оппозиции». Он заявил, что «обязанностью каждого члена партии является борьба со всеми антипартийными группировками, активная и беспощадная борьба, независимо от каких бы то ни было прежних личных связей и отношений, сплочение вокруг ЦК и сплочение вокруг товарища Сталина как персонального воплощения ума и воли партии, её руководителя, её теоретического и практического вождя». В этой связи Бухарин утверждал, что «после признания бывшими лидерами правых своих ошибок подспудные течения и открытое сопротивление со стороны врагов партии нашли своё выражение в разных группировках, которые всё быстрее и всё последовательнее скатывались к контрреволюции, каковыми были и охвостья антипартийных течений, в том числе и ряд моих бывших учеников, получивших заслуженное наказание» [68] Там же. С. 125—129. . Особая постыдность этих слов Бухарина состояла в том, что они были сказаны в условиях, когда большинство его учеников томилось в тюрьмах.