Вадим Роговин - Сталинский неонэп (1934—1936 годы)

Проблема личной прислуги была только крайним проявлением социально-имущественных различий в советском обществе. Характеризуя причины усиления этих различий, Троцкий писал: «В годы борьбы против кулака (1929—1932) бюрократия была слабее всего. Именно поэтому она с великой ревностью приступила к формированию рабочей и колхозной аристократии: вопиющие различия в заработной плате, премии, ордена и другие подобные меры, которые на одну треть вызываются экономической необходимостью, на две трети — политическими интересами бюрократии. На этом новом, всё углубляющемся социальном антагонизме правящая каста поднялась до своих нынешних бонапартистских высот». При этом она всячески стремилась прикрыть завесой лжи и социальной демагогии углубление социальных различий. Эти идеологические операции Троцкий объяснял тем, что « в стране, где лава революции ещё не остыла, привилегированные очень остро боятся собственных привилегий, особенно на фоне общей нужды. Верхние советские слои страшатся масс чисто буржуазным страхом» [531] Бюллетень оппозиции. 1936. № 50. С. 5. .

Троцкий считал, что социальное неравенство приняло в Советском Союзе не менее глубокий характер, чем в капиталистическом обществе, хотя механизмы его существенно отличались от механизмов, формирующих капиталистическое неравенство. В советском обществе особенно острое значение приобрели социальные различия, определяющиеся отношением не к средствам производства, а к предметам потребления, местом социальных групп и слоёв в распределительной системе, которая в условиях жёстко централизованного управления стала главным средством социального структурирования общества.

Анализируя документы предстоящей социальной переписи (существенно не отличавшиеся от документов и последующих переписей в СССР), Троцкий замечал: переписной лист построен с таким расчётом, чтобы скрыть чудовищную иерархию в условиях существования. Перепись — основной источник социальной статистики — не даёт возможность выделить доходные и имущественные слои советского общества. Между тем с помощью честной переписи можно было бы легко определить социальные градации, подобные тем, которые существуют в капиталистических странах: «верхи бюрократии, специалисты и пр., живущие в буржуазных условиях существования; средний и низший слои (бюрократии и специалистов.— В. Р. ), на уровне мелкой буржуазии; рабочая и колхозная аристократия — примерно на том же уровне; средняя рабочая масса; средние слои колхозников; крестьяне и кустари-единоличники; низшие рабочие и крестьянские слои, переходящие в люмпен-пролетариат; беспризорные, проститутки и проч.» [532] Троцкий Л. Д. Преданная революция. С. 202.

По мере развёртывания «сталинского неонэпа» неравенство в условиях жизни не только не смягчалось, а становилось всё ощутимее. Характеризуя этот процесс, Андре Жид с тревогой подчёркивал: «Лес, который меня сюда привлек, чудовищно непроходимый и в котором я блуждаю сейчас,— это социальные вопросы. В СССР они вопиют, взывают и обрушиваются на вас со всех сторон» [533] Два взгляда из-за рубежа. С. 77. . Писатель замечал, что больше всего его поразила «пропасть между лучшим и привычным, обыденным, множество привилегий — и плачевный, жалкий общий уровень» [534] Там же. С. 131. . Он подчёркивал, что, хотя в Советском Союзе нет прямой эксплуатации рабочих капиталистическими акционерами, тем не менее рабочего «эксплуатируют, и таким ловким, изощрённым, скрытым способом, что он не знает, за кого браться». Механика этой эксплуатации заложена в государственной политике заработной платы: за счёт низких заработков большинства непомерно раздуты заработки привилегированных верхов. В результате этого советский рабочий «начинает утрачивать иллюзию, будто работает на самого себя… Он не пользуется плодами своего труда, своего „прибавочного труда“, этим пользуются привилегированные, те, кто „на хорошем счету“, сытые, приспособленцы» [535] Там же. С. 122. .

Подтверждением этих выводов служат данные о размерах заработной платы, характеризующие разительный отрыв правящей бюрократии и верхушечной интеллигенции от остальной части населения. В середине 30-х годов среднемесячная плата рабочего составляла 125—200 руб., мелкого служащего — 130—180 руб., служащих и техников — 300—800 руб., ответственных работников и специалистов, учёных, артистов, писателей — 1500—5000 и более рублей.

Отмечая, что картина неравенства в области заработной платы «становится прямо-таки зловещей», Л. Седов приводил взятые из советской печати цифры, согласно которым главный инженер шахты, хорошо выполняющей задания, зарабатывал 8600 руб. в месяц; «это рядовой, не крупный спец, и заработок его, следовательно, не может считаться исключительным. Таким образом, спецы часто зарабатывают в 80—100 раз больше неквалифицированных рабочих» [536] Бюллетень оппозиции. 1936. № 47. С. 8. .

Верхние слои интеллигенции сравнялись по размерам заработной платы с верхушкой бюрократии, а нередко и превосходили её по совокупным годовым доходам, тогда как наиболее массовые слои интеллигенции получали заработную плату, не обеспечивавшую удовлетворения даже самых насущных потребностей. На заработную плату врача, составлявшую 400 рублей, прожить было нельзя, поскольку обычный костюм стоил 800 рублей, хорошие туфли — 200—300 руб., метр драповой ткани — 100 руб. Поэтому врач, как правило, должен был искать работу по совместительству, чтобы обеспечивать себе сколько-нибудь сносный уровень существования.

Официальные сообщения о росте заработной платы умалчивали о том, что её увеличение едва поспевало за ростом стоимости жизни и падением покупательной способности рубля. Кроме того, советская статистика, оперировавшая средними цифрами, скрывала, что низкая заработная плата основной части рабочих в своём росте существенно отставала от динамики заработков привилегированных слоёв. Такая социальная политика, как справедливо замечал Жид, «доводит до крайней нищеты большинство трудящихся и вместе с тем гарантирует чудовищную зарплату привилегированным и позволяет расточать средства на массированную пропаганду, которая должна убедить наших (т. е. западных.— В. Р. ) рабочих в том, что русские рабочие счастливы» [537] Два взгляда из-за рубежа. С. 125. .

Не меньшее неравенство существовало и в распределении социальных благ. Жид ссылался, в частности, на книгу американского журналиста Луиса Фишера, благожелательно настроенного к СССР, но тем не менее отмечавшего: «У меня такое впечатление, что царствующий пролетариат под натиском конкурентов сдаёт позиции: из 16 строящихся санаториев в Кисловодске… почти все возводятся правительственными учреждениями» [538] Там же. С. 126. .