Вадим Роговин - Власть и оппозиции

Намного хуже обстояло дело с выполнением плановых заданий по группе «Б» промышленности. В 1932 году было произведено 2694 млн м хлопчатобумажных тканей вместо 4700 млн м по плановому заданию на конец пятилетки, шерстяных тканей — 88,7 млн м вместо 270 млн м, сахарного песка — 828 тыс. тонн вместо 2600 тыс. тонн. Показатели, намеченные на 1932 год по этим видам промышленной продукции, были достигнуты соответственно в 1954, 1957 и 1951 годах.

Выпуск основных видов продукции лёгкой промышленности в 1932 году был примерно таким же, как в 1928 году, а продукции пищевой промышленности — существенно ниже, чем в 1928 году. Это объяснялось катастрофическим положением, в котором оказалось к исходу первой пятилетки сельское хозяйство. Валовый сбор зерна составил в 1932 году 69,9 млн тонн против 73,3 млн тонн в 1928 году, производство мяса — соответственно 2,8 млн тонн против 4,9 млн тонн, молока — 20,6 млн тонн против 31 млн тонн, яиц — 4,4 млрд штук против 10,8 млрд, шерсти — 69 тыс. тонн против 182 тыс. Важнейшие показатели сельскохозяйственного производства продолжали снижаться и в 1933 году. За 1929—33 годы производство мяса, молока и яиц сократилось соответственно в два, полтора и три раза, производство сахара — на 39 %. Вместо запланированного роста сельскохозяйственной продукции в 1,5 раза за 1929—33 годы, в 1933 году её производство составило менее 2/3 уровня 1929 и 1913 годов.

По пятилетнему плану урожайность основных сельскохозяйственных культур должна была повыситься на 35 % по сравнению с 1928 годом. На деле урожайность зерновых культур составила в 1932 году 7 млн центнеров с одного гектара против 7,9 млн центнеров в 1928 году, хлопчатника — 5,9 млн центнеров против 8,5, сахарной свеклы — 43 млн центнеров против 132, подсолнечника — 2,1 млн центнеров против 5,4, льна — 2 млн центнеров против 2,4, картофеля — 71 млн центнеров против 82, овощей — 79 млн центнеров против 132.

Истощение производительных сил деревни наиболее остро сказалось в резком уменьшении поголовья скота. Это произошло в результате не только самоуничтожения скота крестьянами, вступавшими в колхозы, но и установления непосильных норм заготовок животноводческой продукции. Предостережения местных работников о неизбежном снижении поголовья грубо игнорировались и осуждались вышестоящими органами. Например, в постановлении бюро Казахстанского крайкома, принятом в 1931 году, говорилось: «Крайком решительно осуждает тенденции отдельных районов и работников — не выполнить планы и ослабить темпы мясозаготовок… под прикрытием разговоров о сокращении стада, о необходимости сохранения производственного скота» [781] Вопросы истории. 1989. № 7. С. 58. .

Пятилетний план предусматривал увеличение поголовья скота на 20—30 %. Вместо этого поголовье крупного рогатого скота сократилось с 60,1 млн голов в 1928 году до 33,5 млн в 1933 году, в том числе коров — с 29,3 до 19,4 млн, поголовье свиней — с 22 до 9,9 млн, овец и коз — с 107 до 37,3 млн, лошадей — с 32,1 до 14,9 млн (в 1935 году). Даже за период войны и послевоенной разрухи (1941—46 годы) сокращение поголовья крупного рогатого скота составило 7 млн голов, т. е. было вчетверо меньшим, чем за годы коллективизации.

Уцелевший скот находился в основном либо в личных подсобных хозяйствах колхозников, либо у единоличников. В конце 1932 года в колхозах было всего 2,6 млн коров и даже к началу 1941 года — всего лишь 5,7 млн из общего поголовья в 27,8 млн

Гигантская убыль рабочего скота лишь в незначительной степени восполнялась тракторами и другими машинами. К концу 1932 года в колхозах, совхозах и МТС имелось всего 72 тыс. тракторов, 6 тыс. грузовых автомобилей и около 10 тыс. комбайнов (в США к началу 1930 года в сельском хозяйстве насчитывалось 1,3 млн тракторов, около 800 тыс. автомашин и 45 тыс. комбайнов). Тракторный парк СССР в 1932 году располагал общей мощностью в 1,1 млн лошадиных сил, а количество лошадей в стране сократилось с 1930 года по 1933 год на 13,6 млн.

Последствия огромного урона, нанесённого сельскому хозяйству принудительной коллективизацией, ощущались на всём протяжении 30-х годов, когда среднегодовое производство сельскохозяйственной продукции было ниже, чем в 1929 году.

Производительность труда в промышленности выросла за пятилетку на 41 % при плановом задании 110 %. Рост промышленного производства достигался в основном за счёт экстенсивных факторов. Среднегодовая численность рабочих и служащих в народном хозяйстве за первую пятилетку удвоилась и в 1932 году достигла 22,9 млн человек вместо 15,8 млн по плану. Средняя заработная плата также удвоилась (при плановом задании её роста на 50 %). Общий фонд зарплаты вырос, таким образом, вчетверо. Однако реальная заработная плата существенно упала, поскольку рост номинальной денежной зарплаты перекрывался ростом розничных цен.

При анализе итогов первой пятилетки Троцкий отмечал, что бюрократия освободила себя не только от политического контроля масс, на которых форсированная индустриализация ложилась невыносимым бременем, но и от автоматического контроля посредством рыночных механизмов и твёрдой денежной единицы. Денежная система, укреплённая в конце нэпа, снова оказалась расшатанной в корне. Финансовые прорехи плана заполнялись печатной бумагой. Были подняты все шлюзы инфляции. Если денежная эмиссия увеличилась с 0,7 млрд руб. в начале 1925 года до сравнительно скромной суммы в 1,7 млрд руб. к началу 1928 года (что было приблизительно равно бумажному обращению царской России, без прежней металлической базы) [782] Троцкий Л. Д. Преданная революция. С. 61. , то за 1928—32 годы объём денежной массы, находящейся в обороте, увеличился в пять раз. Следствием этого стало снижение покупательной способности рубля на 60 % и утрата его золотого содержания.

Заявление Сталина о выполнении пятилетнего плана за четыре года и три месяца Троцкий расценивал, как показатель того, что «цинизм бюрократии в обращении со статистикой и общественным мнением не знает пределов» [783] Там же. С. 38. .

Ещё в октябре 1932 года Троцкий предупреждал, что «о действительном завершении пятилетнего плана в четыре года (точнее, в четыре года и 3 месяца) сейчас не может быть и речи». Анализируя данные, публикуемые в советской печати, он подчеркивал, что они «имеют скорее формально-статистический, чем хозяйственно-учетный характер. Если довести постройку нового завода до 90 % готовности, а затем, в виду явного недостатка сырья, приостановить работу, то с точки зрения формально-статистической можно записать 90 % выполнения плана. С экономической же точки зрения произведённые расходы надо просто записать в графу потерь. Учет действительной эффективности (полезного действия) воздвигнутых и воздвигаемых предприятий, с точки зрения общегосударственного хозяйственного баланса, ещё целиком принадлежит будущему. Но и с точки зрения голого количества результаты, как они ни значительны сами по себе, очень далеки от плановых предначертаний» [784] Бюллетень оппозиции. 1932. № 31. С. 3. .