Джек Уэзерфорд - Чингисхан и рождение современного мира

Чингисхан и его новые воины легко взяли город. Но в этот раз он не предоставил покоренным чжурчженям возможности откупиться, город был наказан и разграблен. Монголы забрали все. Когда стало ясно, что город скоро падет, Чингисхан оставил заканчивать осаду своих подчиненных. Его раздражала летняя жара, а оседлая жизнь вызывала у него отвращение, поэтому он покинул Чжунду и вернулся в земли Внутренней Монголии. Он поручил разграбление города человеку по имени Хада, киданскому военачальнику, который был более привычен к городам и смог бы быстрее и эффективнее извлечь из столицы все богатства. Монгольские чиновники должны были ждать на некотором расстоянии от города, чтобы им принесли награбленное, а затем описать его. Чингисхан думал, что разграбление пройдет в том режиме, который он установил еще со времен победы над татарами. По монгольскому обычаю солдаты относились к разграблению, как к групповой охоте, после которой добыча должна была быть распределена между всеми монголами, согласно их чину. Вплоть до последней медной пуговицы или последней крупицы серебра, все распределялось согласно простой формула, от десяти процентов для хана до особой доли для вдов и сирот.

Те не менее, новые союзники монголов либо не поняли этой системы, либо просто отказались ей подчиниться. Многие из них, в особенности кидани и китайцы, которые много пострадали во время правления чжурчженей, желали мести и разрушения. Они считали, что каждый солдат вправе сохранить то, что сумел награбить, для себя. Они отрывали золото со стен дворцов, выковыривали драгоценные камни из оправ и растаскивали сундуки с золотыми и серебряными монетами. Они нагружали повозки драгоценными металлами и приторачивали тюки шелка к своим верблюдам.

Чингисхан считал, что грабеж — это важное государственное дело, и потому он послал своего Верховного Судью Шиги-Хутуху в город, чтобы надзирать за проведением разграбления. Но вместо организованного процесса сбора материальных ценностей Шиги-Хутуху нашел в городе полный хаос. Монгольские чиновники снаружи города, включая ханского повара, брали взятки тюками шелка, чтобы закрыть глаза на беспорядок в столице. Когда Шиги-Хутуху прибыл, ему тоже предложили взятку. Он отказался и вернулся к Чингисхану, чтобы сообщить о неповиновении его приказам. Чингисхан разгневался, сурово отчитал киданей и конфисковал награбленное, но история не сохранила упоминаний о наказаниях.

Когда монгольские воины вышли из городов чжурчженей, им оставалось принести еще одну кару земле, с которой они уже согнали людей и на которой пожгли деревни. Чингисхан хотел оставить за собой землю с широкими и обильными пастбищами на случай, если его армии понадобится вернуться. Вспаханные поля, каменные стены и глубокие канавы замедляли продвижение монгольской конницы. Они же мешали свободной миграции антилоп, диких ослов и других животных, на которых так любили охотиться монголы. Когда монголы покидали земли чжурчженей, они проехали на своих конях по полям, вытаптывая их подковами, чтобы они вскоре снова смогли обратиться в широкие пастбища. Они хотели быть уверенными, что крестьяне больше никогда не вернутся на эти земли. Таким образом, Внутренняя Монголия осталась землей пастбищ, а монголы создали огромную буферную зону между землями кочевников и полями оседлых народов. Обильные травами степи служили готовой базой для разведения коней и позволяли легко совершать оттуда набеги и карательные экспедиции, а также они стали готовым запасом продовольствия, так как дикие животные вернулись в эти земли вскоре после изгнания земледельцев.

В первой половине 1215, года Свиньи по восточному календарю, монголы медленно двинулись вместе с целыми караванами людей, животных и товаров от дымящихся руин Чжунду к высоким плато Внутренней Монголии. Они снова собрались возле Долон Нор, где и ждали конца лета, чтобы пересечь Гоби. Чингисхан еще раз доказал свою способность победить в войне, но еще и продемонстрировал невиданную среди степных ханов способность привезти своему народу несметные богатства из похода.

Из Китая текла река яркого шелка. Чингисхан собрал все маленькие извилистые рукава Великого Шелкового Пути и объединил его в один мощный поток, который омывал монгольские степи. Караваны верблюдов и повозок, запряженных волами, везли туда столько драгоценной ткани, что монголы стали использовать шелк в качестве оберточного материала для других своих ценностей. Они отбросили свои сыромятные ремни и стали использовать вместо них свернутые жгутом полотна шелка. Они увязывали в тюки одеяния вышитые золотыми и серебряными нитями, с рисунками, изображающими цветущие пионы, летящих журавлей, крутые волны и мифических животных, а тапочки они вышивали мелким жемчугом. Монголы наполняли повозки шелковыми ковриками, гобеленами, подушками, одеялами, кушаками, шнурами и кистями. Они несли свертки чистого шелка, шелковой нити и ткань готовая для практически любого вида одежды или украшения, ткани стольких цветов, что в монгольском языке не хватало слов для описания их.

Кроме шелка, атласа, парчи и газа, они привезли с собой все, на что упал взгляд монгола, включая лакированную мебель, бумажные веера, фарфоровую посуду, металлические доспехи, бронзовые ножи, деревянные куклы, железные чайники, медные горшки, настольные игры и резные седла. Монголы везли кувшинчики с духами и охрой, свинцовый глет, индиго, цветочные экстракты, ароматический воск, бальзамы и мускус. Они несли орнаменты и украшения из драгоценных металлов, слоновой кости, черепашьего панциря, инкрустированного бирюзой, жемчугом, сердоликом, кораллами, ляпис лазурью, изумрудами и бриллиантами.

Повозки ломились от мехов с винами, бочек с медом, пачек черного чая, а за ними шли верблюды, от которых пахло фимиамом, лекарствами, афродизиаками, киноварью, камфорой и сандалом.

Чиновники в поте лица записывали и перепроверяли груз каждого каравана верблюдов и повозок. Музыканты пели и играли, чтобы развлечь своих хозяев. Когда караван останавливался, начинались выступления акробатов и жонглеров, а молодые девушки собирали кизяк для костров, доили животных, готовили пищу и иначе услаждали монгольских воинов. Юноши ухаживали за животными и переносили тяжести. А за животными шли пленники — тысячи и тысячи пленных, жрецы и жрицы, портные и фармацевты, переводчики и писцы, астрологи и ювелиры, художники и гадалки, чародеи и златокузнецы. Все, кто владел каким-либо искусством, были собраны вместе, а с ними и все те, кто просто чем-либо привлек внимание монголов.

За все столетия набегов и войн никто не привозил домой такой богатой добычи, как Чингисхан. Но каковы бы ни были объемы захваченных богатств, алчность его народа была ненасытна. Каждый раз, когда он возвращался из походов, он приводил с собой караваны с ценностями, но каждый из них только больше разжигал желание получить еще больше богатств и товаров. Каждый монгол мог восседать в своем гэре на собственном лакированном кресле, покрытом шелком; каждая девушка благоухала духами и украшала себя драгоценностями. Каждый конь был подкован, а каждый воин носил бронзовое или железное оружие. Тысячам новых ремесленников было нужно сырье для работы — дерево, глина, ткани, бронза, золото и серебро. Чтобы прокормить эту прорву работников, требовались постоянные поставки ячменя, пшеницы и других припасов, которые нужно было везти через пустоши, отделяющие земли монголов от оседлых цивилизаций. И чем больше пленников Чингисхан приводил домой, тем больше ресурсов требовалось ввозить, чтобы поддерживать их. Новшества стали необходимостью, и каждый караван с грузом разжигал жадность до следующего. Чем больше он завоевывал, тем больше ему приходилось завоевывать.