Джек Уэзерфорд - Чингисхан и рождение современного мира

Как и его дед Хубилай понимал, что в центре стойкой системы управления должны стоять четкие и ясные законы. Именно при помощи создания и поддержания новых законов степные вожди и китайские правители оправдывали свою власть в глазах подданных. Создавая свой свод законов, Хубилай не столько заменял китайские законы монгольскими, сколько приспосабливал их и добивался соответствия с Законом Чингисхана.

Таким образом, он одновременно добивался поддержки со стороны монголов и его китайских сторонников. Закон стал еще одним оружием в его борьбе за верность и преданность его подданных и помог ему одержать верх над династией Сун.

Администрация хана Хубилая гарантировала землевладельцам их право собственности, снижала налоги и чинила дороги и мосты. В борьбе за народную любовь монголы серьезно смягчили жесткий уголовный кодекс Сун, сократив количество преступлений, каравшихся смертной казнью, с 233 до 135. Хуби-лай-хан редко допускал казни даже тех, кто обвинялся и в этих преступлениях. Записи о таких казнях не сохранились только за четыре года из тридцати четырех лет его правления. Высшим показателем было число казней за 1283 год — 278. Низшим — всего 7 в 1263. Впрочем, вероятно, что отсутствие таких записей за четыре года объясняется тем, что в эти годы казней не было вовсе. В целом за тридцать лет правления Хубилая было казнено менее чем 2,500 преступников. Число ежегодных казней в его царстве несколько ниже, чем в современных цивилизованных странах, таких как Китай или Соединенные Штаты.

В целом, Хубилай установил более последовательную, мягкую и гуманную систему законов и наказаний, чем династия Сун. Там, где это было приемлемо, он заменял телесные наказания штрафами, а также ввел нормы амнистирования преступников, которые покаялись в своих прегрешениях. Точно так же монгольские власти старались отменить использование пыток или хотя бы значительно сократить его.

Монгольские законы предписывали чиновникам применять пытки для получения признания только в тех случаях, когда у них были уже обоснованные свидетельства преступления, а не просто подозрения. Монгольский кодекс от 1291 года гласит, что чиновники «должны сперва использовать разум, чтобы постигать и расследовать, а не применять тут же пытки». Для сравнения приведем тот факт, что в то же самое время Церковь и государство в Европе расширяли число преступлений, в расследовании которых пытки могли применяться без дополнительных улик против подозреваемого.

Монголы отвергли кровавые формы пыток, такие как растягивание на дыбе, колесование, сажание на кол и многообразные вариации сожжений, которые широко использовались в других странах, и заменили их избиением бамбуковыми палками.

Мягкость монгольского закона и обычаев степной культуры иногда проявлялась довольно странно. Китайские власти довольно часто татуировали наименование преступления на лбу у преступника. Монголы считали голову священным вместилищем души и потому запретили таким образом уродовать голову даже преступника. Монгольские власти позволили сохранить такую практику в тех областях, где она уже имелась, но приказали наносить татуировку за первые два преступления на предплечья, а за третье на шею, но только не на голову. Они также не позволяли этой форме наказания распространяться в другие области. Вместо того, чтобы писать список преступлений на теле преступника, они предпочитали отмечать их на стене, возведенной напротив его дома. Таким образом, вся община могла бы внимательно следить за ним. Была введена система досрочного и условного освобождения преступников, в обязанность им вменялось дважды в месяц являться на прием к местным чиновникам, чтобы те наблюдали за их поведением. Согласно монгольскому принципу групповой вины и ответственности освобождение заключенного зависело, в частности, и от того, захочет ли он вступить в дополнительные подразделения стражи, чтобы обратить свои знания и воровские умения на поимку других преступников. Преступники и часто их семьи в полном составе обязаны были подписывать документы, подтверждающие принятие приговора и отметить свои возражения или жалобы по поводу процесса. Для установления подлинности документов на них ставились также и отпечатки пальцев. Всюду, где только возможно, монголы предпочитали добиваться того, чтобы дела решались на самом низком уровне, без привлечения чиновников высокого ранга. Преступление внутри семьи могло быть разобрано самой семьей, разногласия между монахами одной веры могли разрешать их духовные отцы, а преступления внутри одной профессиональной группы — рассматриваться советом мастеров.

В помощь частным гражданам и небольшим судебным советам монгольские власти поощряли издание книг по криминологии и юриспруденции. В области уголовных преступлений были установлены минимальные требования к чиновникам, которые осматривали место преступления, в том, что касается сбора, анализа и предоставления улик. В них объяснялось, как обращаться с мертвыми телами и как их осматривать, чтобы получить наиболее полное представление о происшедшем. Отчет о таких осмотрах должен был подаваться в трех экземплярах, учитывая рисунки, на которых изображались раны убитого. Такие процедуры, введенные монголами, не только улучшили обеспечение правопорядка, но и вполне вписывались в общую монгольскую политику, направленную на то, чтобы не только образованные и богатые, но и самые низшие слои населения могли действовать при помощи закона. Для монголов законность была более способом решения проблем, создания единства и поддержания мира, чем просто инструментом определения вины и наказания того или иного человека.

Вместо того чтобы обучать чиновников классическим искусствам поэзии и каллиграфии, монголы ввели более эффективную систему подготовки. Они установили минимальные профессиональные требования к каждой профессии от свахи и торговца до врача и судьи. На всех фронтах политика монголов была неизменной: они старались стандартизировать и повысить уровень профессий, одновременно привлекая к ним большое число людей, и открывая доступ к их услугам широких слоев населения.

В ситуации, когда такое малое число монголов правило таким невообразимым количеством китайцев, казалось, у хана Хубилая просто нет другого выхода, кроме как обратиться к услугам профессиональных чиновников мандаринов, которые согласно вековой традиции избирались в процессе долгих экзаменов и проверок. Тем не менее, он пошел иным путем. Он отверг древнюю систему управления и стал назначать на административные должности иностранцев, чаще всего мусульман и, реже, европейцев, таких как Марко Поло. Как и его дед, который счел мусульманских чиновников искусными «в законах и обычаях городов», Хубилай ввозил большое количество таких людей из земель своего брата в Персии. Он неоднократно обращался к Папе и европейским государям с просьбой присылать к его двору людей ученых и образованных, но ответа так и не получил.