Сергей Кремлёв - Дневники Берии — не фальшивка! Новые доказательства

Да-а…

«Сила», «логика» и «убедительность» подобной «аргументации» напомнили мне Элизу Дулитл.

Героиня пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион» и популярного мюзикла «Моя прекрасная леди» Элиза была убеждена, что тот, кто стянул тёткину шляпку, тот и тётку «кокнул», потому что «тамошняя публика» и за шляпную булавку могла «укокошить».

Вот и тут, на том основании, что личный дневник Берии, комментарии Кремлёва к его тексту и книга Кремлёва «Берия. Лучший менеджер XX века» едины не по своей идейной заданности, конечно (ибо я, в отличие от официозных историков, ничьих заказов не выполняю), а по идейному наполнению, профессор Козлов делает вывод о том, что все три текста якобы принадлежат одному и тому же лицу.

Но простите! Кремлёв оценивает эпоху Сталина и Берии во всех её основных чертах практически так же, как её оценивали бы сами Сталин и Берия. Так с чего тогда, спрашивается, должны расходиться оценки и мысли Берии и его комментатора?

И как они могут «в ряде случаев» не дополнять друг друга, если речь во всех трёх текстах об одном и том же, а именно: о ЛЛ. Берии, его деятельности, его жизни и жизни страны, для которой Берия работал?

Я понимаю, если бы профессор Козлов привёл, скажем, примеры прямых или характерных стилистических совпадений в тексте дневников, впервые увидевших свет в 2011 году, и текста моей книги о Берии, впервые изданной весной 2008 года. Тогда можно было бы о чём-то говорить…

Нет же — не проводя никакого текстологического анализа, профессор Козлов тем не менее заявляет об авторстве Кремлёва во всех трёх случаях.

Ну-ну…

А дальше — больше! Профессор Козлов выступает ещё и в роли Вольфа Мессинга, якобы умевшего угадывать мысли публики, и заявляет:

«Два мотива подвигли его (Кремпёва. — С. К.) на документальный подлог: продемонстрировать читателю «Личным дневником» Берии образ человечного государственного деятеля, пекущегося о благе страны, переживающего за свои и других ошибки, — с одной стороны, и подложным документальным источником, обнаруженным якобы после выхода его книги «Берия. Лучший менеджер XX века», подтвердить всю систему общих и частных заключений о деятельности этого человека в этой книге — с другой».

Прямо так и сказано, и написано. Не в форме вопроса или предположения — мол, надо полагать, что Кремлёва подвигло то-то и то-то или хотя бы: скорее всего, Кремлёвым двигали следующие соображения и т. д.

Нет, прямо-таки с фельдфебельской, а не с профессорской прямолинейностью бухнуто: на подлог Кремлёва подвигло… и т. д.

Ну ладно бы с уверениями в подлоге — в конце концов, я не могу запретить профессору Козлову считать обнародованные мной дневники Л. П. Берии подлогом. Но прямо заявлять что-то от моего фактически имени?!

При живом Кремлёве, без полномочий от Кремлёва, публично сообщать о том, что Кремлёвым-де двигали те или иные соображения?!!

Заявлять это, не имея к тому никаких оснований, кроме собственных профессора Козлова измышлений?!!

Это, простите, как-то не очень по-профессорски.

А может, наоборот — очень даже по-профессорски? Ведь современное литературоведение, например, совершенно спокойно относится к тому, что западные якобы литературные якобы шедевры не только полны того, что раньше называлось нецензурщиной, но и издаются в «Россиянин» со всеми «ненормативными» словами без обязательных ранее точек.

Ненормативное в «Россиянин» становится нормативным, лживое — якобы правдивым, подлое — приветствуемым…

Оруэл ловщина, да и только.

Так что и с профессора Козлова взятки гладки.

Это всё, конечно, более чем грустно. Но это пока, увы, факт и приметы ельциноидной «эпохи».

Но я-то — не ельциноид! Чем я руководствуюсь, позвольте отвечать мне самому, а в досужих академических интерпретаторах и извратителях моих побуждений я никогда не нуждался, не нуждаюсь и не буду нуждаться впредь!

Так вот, от своего собственного имени заявляю, что профессор Козлов попал пальцем в небо относительно моих мотивов к публикации дневников Берии и других его материалов.

Мною двигало исключительно стремление и желание познакомить соотечественников с очень — на мой взгляд — интересными материалами, которые оказались в моём распоряжении.

Что же до якобы желания «продемонстрировать читателю «Личным дневником» Берии образ человечного государственного деятеля, пекущегося о благе страны, переживающего за свои и других ошибки», то такое желание не могло быть в данном случае для меня подлинной мотивацией.

Не могло быть, во-первых, потому, что такой — мощно положительный — образ Берии создаётся всем массивом той достоверной документальной информации, который к сегодняшнему дню опубликован, причём опубликован уже в антисоветский и антикоммунистический период истории России.

Во-вторых, я уже немало потрудился для того, чтобы воссоздать облик и личность подлинного Берии, написав ту самую объёмную книгу, о которой упоминает профессор Козлов, а именно — «Берия. Лучший менеджер XX века».

Уже после её публикации, осваивая новые материалы о ЛЛ. Берии, я понял, что даже эта книга не раскрывает роли и значения Берии в полной мере, хотя и имеет объём в 800 страниц убористого текста. Поэтому у меня раз за разом возникало желание дополнить свою книгу, развив её в двухтомник.

Только занятость другими темами, в частности темами Сталина, 1941 года и 1945 года, не позволяла вше реализовать этот замысел.

И если бы у меня нашлось лишнее время, я бы использовал его именно так — не для «изготовления» «дневников Берии», а для того, чтобы, как пишет профессор Козлов, «подтвердить всю систему общих и частных заключений о деятельности» Берии, изложенных в первой моей книге, расширенным её вариантом.

У меня набиралось для этого вполне достаточно новых достоверных документальных и мемуарных данных.

Но появление в моём распоряжении материалов «Павла Лаврентьевича» трансформировало мои намерения, и те материалы, которыми я намеревался воспользоваться для расширения первой книги, я использовал для комментирования текста дневников Берии.

Само собой, что появление у меня материалов «Павла Лаврентьевича» обусловило необходимость и новой огромной работы с источниками, но — не для «изготовления» дневников Берии, а для их, по возможности, наиболее полного и глубокого осмысления, комментирования, снабжения развёрнутыми примечаниями и т. д.

Так что профессор Козлов ошибся и здесь.

Мне осталось сказать немногое, ибо статья профессора Козлова приближается к концу, а значит, приближается к концу и мой анализ непосредственно её текста. И вот тут начинается — как на мой вкус — самое занятное.