Юрий Нерсесов - Продажная история. «Паленые» мифы о России

«Был у Рюти на его летней квартире. Рюти рассказал 03.07.41 мы выступаем, так как к этому сроку немцы в Северной Финляндии будут готовы. Мы уточнили будущую границу Финляндии. Границы будут установлены в зависимости от исхода войны и от того, что станет с Советским Союзом. Сейчас стоит вопрос о Восточной Карелии. Германский посланник передал Рюти собственноручное письмо германского фюрера, в котором фюрер обращает внимание, что Германия и Финляндия во второй раз будут сражаться вместе, и заверял, что он не оставит Финляндию. Это хорошо. Маннергейм, который приходил к Рюти, был этим также очень удовлетворен. Маннергейм сказал Рюти, что немцы преуспели против Советского Союза с самого начала гораздо больше, чем можно было предвидеть. У Советского Союза дефицит высшего командного состава. Фалькенхорст — на севере Финляндии, он командует германскими войсками. О финляндских условиях мира говорили с Риббентропом, и он их одобрил»

Фактически Финляндия начала боевые действия даже раньше немцев. Еще 21 июня высадившийся на демилитаризованные Аландские острова финский десант арестовал находившихся там сотрудников советского консульства. В тот же день финские подводные лодки приступили к постановке минных заграждений в советских территориальных водах у побережья Эстонии, имея приказ топить любое наше судно, которое сочтут нужным. Одновременно к установке мин в Финском заливе приступили семь германских заградителей, базировавшихся в Хельсинки и Турку.

Затем в дело вступили диверсанты. В ночь с 21 на 22 июня два гидросамолета «Хейнкель-115» высадили 16 финнов в немецкой форме для подрыва шлюзов Беломоро-Балтийского канала. Операция провалилась, но машина войны продолжала набирать обороты. Утром 22 июня подразделения 5-й моторизованной дивизии СС «Викинг», в которой наряду с голландцами, датчанами и норвежцами служило 400 финских добровольцев, перешли советскую границу на львовском направлении. Чуть раньше, в 3 часа 45 минут, из Кенигсберга вылетели 14 немецких бомбардировщиков «Юнкерс-88», сбросили на подходах к Кронштадту 28 морских мин и приземлились на гостеприимные финские аэродромы. Успешному выполнению задания способствовала грамотная работа штурмана командирской машины, которым оказался финский капитан Эрви.

Как известно, еще в 1919 году Кронштадт регулярно атаковали базировавшиеся в Финляндии торпедные катера и самолеты, а финские войска наступали в Карелии, откуда их выбили окончательно лишь три года спустя. В Кремле это помнили, и именно стремление отодвинуть границу со столь неприятным соседом и послужило причиной вторжения советских войск в Финляндию 30 ноября 1939 года. Теперь история повторялась, и мне было бы очень интересно узнать: что бы сделал в такой ситуации на месте Сталина какой-нибудь сугубо миролюбивый западный политик типа Буша?

Вспомните судьбу Ирака и Афганистана: их причастность к террористическим актам в США 11 сентября 2001 года до сих пор не доказана, но обе страны были сначала засыпаны бомбами и ракетами, а затем и оккупированы. В данном случае уже к вечеру 23 июня Хельсинки разделил бы судьбу Помпей после извержения Везувия, но советская авиация 25 июня, вопреки вранью Латыниной, бомбила главным образом финские аэродромы и лишь несколько не относящихся к их инфраструктуре объектов, типа ГЭС в Иматре.

После этого премьер-министр Финляндии Йохан Рапгелл обвинил СССР в нападении на «незащищенные города», но на заседании Сейма, объявившего о вступлении Финляндии в войну, многие депутаты даже не скрывали, что бомбежки лишь повод. Председатель Сейма Юхо Ниукканен потребовал добиваться того, чтобы «границы Финляндии пролегали там, где они определены историей», а депутат от ультраправого Народно-патриотического движения Бруно Салмиала призвал продвинуть границы «на тот рубеж, где прямая линия соединяет Ладогу и Белое море». Лидер социал-демократов Вяйно Таннер в принципе не имел ничего против, но, опасаясь утечки, отметил, что «не все следует говорить, о чем думаешь». (Все цитаты взяты из работы «Финляндия на пути к войне. Исследование о военном сотрудничестве Германии и Финляндии в 1940–1941 гг.» финского историка Мауно Иокипии.)

Таннера успокоили, напомнив, что заседание закрытое, и война была объявлена… А через 70 лет мадемуазель Латынина начала травить доверчивым радиослушателям байки о маленькой невинной Финляндии, которая ну совсем не хотела воевать!

Точно так же врет Латынина, описывая ввод Красной армии в Иран. Она умалчивает, что войска в эту страну были введены по совместному решению Москвы и Лондона, прежде всего для обеспечения военных поставок в СССР (отсюда и английский контингент наряду с советским). Кроме того, согласно российско-иранскому договору, мы имели право временно ввести войска при наличии угрозы с иранского направления. В 1941 году она, несомненно, существовала, о чем подробно пишет в своих военных мемуарах премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль.

«Необходимость доставлять Советскому правительству вооружение и различного рода материалы, исключительные трудности арктического пути наряду с будущими стратегическими возможностями сделали весьма желательным открытие широчайших коммуникаций с Россией через Персию. Персидские нефтепромыслы являлись важнейшим военным фактором. В Тегеране обосновалась активная и многочисленная германская миссия, и престиж Германии был высок. Подавление мятежа в Ираке и англо-французская оккупация Сирии, осуществленные с большим трудом, сорвали выполнение восточного плана Гитлера. Мы были рады возможности объединиться с русскими и предложили им провести совместную кампанию. Я не без некоторой тревоги решался на персидскую войну, но доводы в ее пользу были неотразимы. Я был очень рад тому, что генерал Уэйвелл находится в Индии и сможет руководить оттуда военными операциями.

11 июля 1941 года кабинет поручил начальникам штабов рассмотреть вопрос о желательности действий в Персии совместно с русскими в случае, если персидское правительство откажется выслать германскую колонию, подвизавшуюся в этой стране. 18 июля они рекомендовали занять твердую позицию по отношению к персидскому правительству. Этой же точки зрения решительно придерживался генерал Уэйвелл.

Начальники штабов считали, что операцию следует ограничить югом и что для захвата нефтепромыслов нам понадобится по меньшей мере одна дивизия, поддержанная небольшой авиационной частью. Эти силы пришлось бы перебросить из Ирака, где у нас и без того не хватало войск даже для поддержания внутренней безопасности. В заключение они указывали, что, если войска придется послать в Персию в ближайшие три месяца, их нужно будет заменить силами со Среднего Востока.