Светлана Кайдаш - Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.)

До наших дней дошли, хотя и в неполном виде, два замечательных памятника тех лет — «Выпись из государевой грамоты, что прислана к великому князю Василью Ивановичу о сочетании второго брака и о разлучении первого брака чадородия ради, творение Паисеино, старца Ферапонтова монастыря» и «Список судного дела. Прение Даниила, митрополита Московского и всея Руси, со иноком Максимом Святогорцем». Из них мы знаем многие перипетии этого затянувшегося на несколько лет дела.

Автор «Выписи» передает нам беседу великого князя с митрополитом Даниилом. Василий III пишет в Константинополь просьбу о разрешении на развод и получает патриарший отказ.

Тогда Даниил все взял на себя и сам разрешил Василию III развод и вторичный брак. (Это не помешало ему написать три поучения, в которых он отвергал возможность развода для христианина.) Даниил для своего времени был не просто человеком образованным — он был автором почти трех десятков произведений, признанным церковным писателем. Так же сильно, как и его учитель Иосиф Волоцкий, он ненавидел еретиков, но был более гибок, менее фанатичен, и поэтому советовал уничтожать только самых упорных из них, а остальных — ссорить друг с другом.

И тот же Даниил отстаивал необходимость грамотности для женщин: не служит ли одно это доказательством передовых его взглядов, как мы сейчас сказали бы? Сохранившиеся до наших дней талантливые его проповеди сатирически живо рисуют безнравственную, праздную жизнь духовенства и боярства. Тем удивительнее, что высокое образование и писательский талант были поставлены у этого человека на службу беспринципности, холуйству, откровенному, не знающему стеснения цинизму.

Впрочем, неверно было бы думать, что цинизм всегда связан с невежеством, а беспринципность — с бездарностью. Но особенно горько видеть ум, образованность и одаренность в плену у тщеславия, жажды власти и честолюбия.

Своей деятельностью, направленной на выполнение любой — пусть даже самой беззаконной волн самодержца, Даниил сделал крупный вклад по превращению церкви в служанку государственной власти, послушную исполнительницу не знающего преград своеволия.

С восхождением на кафедру митрополита Даниила участь Соломонии была предрешена, как и судьба ее защитников. Но не сразу, не в одни год наступила расправа.

Первой слетела голова Берсеня Беклемишева. Слетела не за ошибки в управлении государством и не за измену. Берсень Беклемишев был казнен за несогласие со своим государем, за свое «высокоумно», за свое «мнение», которое, по выражению древнерусского летописца, «всем бедам мати». Берсень, как и Вассиан Патрикеев, как и Максим Грек, был противником развода великого князя. А это означало, что все они были и политическими его врагами. За это Берсень и был наказан смертью. Однако и дело Беклемишева, и будущие процессы над его единомышленниками-вольнодумцами поражают нас искусным лицемерием и фарисейством их организаторов: нигде и никем не названы истинные причины опалы и гонений, которым были подвергнуты эти люди. Лицедейство судей умело подставлять одну вину вместо другой, не называя главной.

В феврале 1525 года началось следствие но делу Беклемишева, а заодно и против Максима Грека, одного из главных противников развода великого князя и, что самое опасное, очень авторитетного и уважаемого в русском обществе человека. Келейный монах Максима дал показания о тех, кто «прихожи были к Максиму» и «спиралися меж себя о книжном».

Однако главные показания против Беклемишева дал сам Максим Грек. Он рассказал, что Берсень был недоволен политикой великого князя: «Которая земля переставливает обычаи свои, и та земля недолго стоит, а здесь у нас старые обычаи великий князь переменил, то какого добра нам чаяти»,— говорил Беклемишев. Когда Берсень спросил Максима, собирается ли великий князь отпустить его на Афон, и тот горестно сознался: «Прошуся много, и он меня не отпускает», то Берсень ответил: «Не бывать тебе от нас... Держит на тебя мнения, пришел еси сюда, а человек еси разумный, и ты здесь уведал наши добрые и лихая, и придя туда будешь все сказывать».

Осуждал Берсень Максиму клятвопреступника Даниила, великого князя и даже мать его гречанку Софью, печалился, что на Руси «правды» нет. Обо всех речах Берсеня Максим подробно показал на следствии, вероятно, думая своей откровенностью заслужить себе милость.

Беклемишев же сначала упорно все отрицал, но затем, уличенный своим другом, вынужден был сознаться. Беклемишеву отрубили голову на Москве-реке — «казнили главною казнью», как сообщает летописец.

Если случится вам проходить по Берсеневской набережной мимо церкви Николы па Берсеневке, которая стоит тут нерушимо с середины XVII века [48] Церковь стоит рядом с сохранившимися палатами думного дьяка Аверкия Кириллова, убитого в Кремле во время стрелецкого бунта в конце XVII века. , вспомните вольнодумца Берсеня Беклемишева: может быть, голову за «высокоумие» ему срубили неподалеку от этой церкви.

Сообщнику Беклемишева дьяку Жареному «вырезали язык за охульные слова». Савва и Максим Грек были сосланы в Иосифов монастырь, так как Василий III, «над грекы показал милость». Но ненадолго.

В апреле-мае по приказанию великого князя был созван церковный суд — собор, на котором Максим Грек был осужден за ересь.

Ни на суде над Беклемишевым, ни на церковном соборе по делу ереси греческого монаха ни слова не было сказано о дерзких попытках противоречить Василию III в его решимости развестись с женой. Тем одержимее и строже были судьи, доказывая ересь Максима Грека.

Недавний главный «книжник» государства, исправлявший богослужебные книги, ныне обвинялся в богохульстве как еретик.

Правда, для успешного осуждения собором Максима Грека митрополиту Даниилу пришлось сменить несколько высоких чипов духовенства: епископы «нестяжатели» были заменены «иосифлянами». Только когда состав Освященного собора был подготовлен для того, чтобы он мог не рассуждать, а выносить угодное великому князю постановление, перед ним был поставлен Максим Грек. Ему были предъявлены обвинения в том, что он отрицал право русских самим выбирать себе митрополита вместо поставленного Константинополем, в том, что «многая развращенная и пагубная глаголяше», в том, что поджигал Россию на войну с Турцией.

В заседаниях собора принимал участие сам Василий III и его братья, и Максим Грек был осужден. Его сослали в Иосифов Волоколамский монастырь — к врагам «иосифлянам» — «обращения ради и покаяния и исправления», без права «писати или писание составляти или посылати к кому или принимати от кого», то есть без права писать и переписываться: для писателя, пожалуй, наказание самое жестокое.