Светлана Кайдаш - Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.)

Спустя двадцать лет, составляя свое завещание, Чаадаев вспомнит тепло и свет ее чувства и распорядится: «Постараться похоронить меня или в Донском монастыре, близ могилы Авдотьи Сергеевны Норовой, или в Покровском близ могилы Екатерины Гавриловны Левашевой. Если же и то и другое окажется невозможным, то в селе Говеинове, где похоронена тетушка моя княжна Анна Михайловна Щербатова» [152] «Русская мысль», 1896, кн. IV, с. 153. . Могила Чаадаева в Донском монастыре навсегда соединила его имя с именем Авдотьи Норовой. Однако не стоит на основании этого делать выводы о любви Чаадаева к Авдотье Норовой.

Вернемся, однако, к осени 1827 года, когда все живы, полны сил и Чаадаев, только что поселившийся в деревне, навещает своих соседей — Норовых и Пановых. Об отношениях Чаадаева с другой его близкой знакомой по деревенскому затворничеству — Екатериной Дмитриевной Пановой — известно гораздо меньше. Панова жила в пяти верстах от имения Щербатовой в сельце Ореве [153] Шаховской Д. И. Усадьбы декабристов в Московской губернии.— «Московский краевед», 1929, вып. 3. (11), с. 18. вместе со своим мужем — помещиком Василием Максимовичем Пановым.

В 1830-е — 1840-е годы Панов был известным агрономом, и его брошюрки по сельскому хозяйству — о возделывании картофеля, о «Нужнейших строениях для сельского хозяйства, простых, удобных и недорогих», в особенности же обширный компилятивный труд «Сельский хозяин XIX века», были достаточно популярны. Он умер в 1847 году [154] Год смерти Панова (не отмеченный в «Русском биографическом словаре») установлен нами по книге «Историческое обозрение действий и трудов Императорского Московского общества сельского хозяйства за второе двадцатипятилетие, 1846 — 1870», сост. Н. П. Горбунов. М., 1870, с. 97. .

Знакомство Чаадаева с Пановой перешло скоро в дружбу, и ее письмо о глубоких нравственных сомнениях и вопросах вызвало ответное письмо Чаадаева. Это и было первое «Философическое письмо».

Чаадаев начинал его с обращения к Пановой: «Я уважаю, я люблю в вас более всего ваше чистосердечие, вашу искренность. Эти прелестные качества очаровали меня с первых минут нашего знакомства». И сразу же о вредном влиянии «атмосферы, в которой мы живем»: «Самые качества, которыми вы отличаетесь от толпы, делают вас еще восприимчивее к вредному влиянию воздуха, которым вы дышите». Этот воздух — воздух русской жизни николаевской поры. «То, что у других народов давно вошло в жизнь, для нас до сих пор есть только умствование, теория. Примеры не далеки: вы сами, созданные так счастливо, что можете совмещать в себе все, что есть в мире благого и истинного, одаренные сознанием всего, что доставляет изящнейшие и чистейшие душевные наслаждения, скажите, далеко ли ушли вы со всеми этими достоинствами? Вы ищете даже того, чем наполнить ваш день, не то что целую жизнь».

В этих строках просвечивает глубокое знание и понимание характера, конкретных обстоятельств жизни Екатерины Пановой. И вместе с тем, как естественно и просто от созерцания и сочувствия к одной женской судьбе Чаадаев переходит к широким социально-философским горизонтам, общему историческому пониманию.

В биографии Чаадаева имя Пановой мало известно [155] А. Лебедев даже называет ее «некой Е. Д. Пановой (или Панковой, как читают эту фамилию некоторые исследователи)». (См.: Лебедев А. Чаадаев. М., 1965, с. 125). , несмотря на то что его упоминали неоднократно. В обширных воспоминаниях о Чаадаеве его первый биограф М. Н. Лонгинов писал, что ко времени возвращения Чаадаева из-за границы «относится близкая приязнь Чаадаева с одною молодою любезной женщиной, жившей в его соседстве. Они встретились нечаянно, Чаадаев увидел существо, томившееся пустотой окружавшей среды... Чаадаев не мог не принять участия в этой женщине; он был увлечен непреодолимым желанием подать ей руку помощи, объяснить ей, чего именно ей недоставало...

Дом этой женщины был почти единственным привлекавшим его местом, и откровенные беседы с нею проливали в сердце Чаадаева ту отраду, которая неразлучна с обществом милой женщины, искренне предающейся чувству дружбы. Между ними завязалась переписка, к которой принадлежит известное письмо Чаадаева, напечатанное через семь лет и наделавшее ему столько хлопот» [156] «Русский вестник», 1862, нояб., с. 141. .

М. А. Дмитриев в своих неопубликованных воспоминаниях также пишет: «Чаадаев изложил свой образ мыслей и свой взгляд на Россию вообще в нескольких философских письмах, писанных им на французском языке к одной даме, г-же Пановой. Я читал все эти письма в рукописи. Но я никогда не думал, чтоб их можно было напечатать. Первое письмо было особенно замечательно: в нем было много горькой правды, сказанной резко, но метко и красноречиво, хотя и не всегда верно» [157] Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний моей жизни (1796— 1854). РОЛБ, ф. 178, к. 8184, ед. хр. 2, л. 350. .

Рассказ Лонгинова полностью совпадает с признанием самого Чаадаева, которое он вынужден был сделать после того, как «Письмо к Г-же***» стало причиной разбирательства властей, естественно, заинтересовавшихся и адресатом чаадаевского послания.

В следствие, которое началось по письму Чаадаева, напечатанному в «Телескопе», была вовлечена и «Г-жа***» — Екатерина Панова.

Вот показания Чаадаева московскому полицмейстеру Л. М. Цынскому 7 января 1837 года: «Я познакомился с госпожой Пановой в 1827 году в подмосковной, где она и муж ее были мне соседями. Там я с нею видался часто, потому что в бездомстве находил в этих свиданиях развлечение. На другой год, переселившись в Москву, куда и они переехали, продолжал я с нею видаться... Все это пишу к Вашему превосходительству, потому что в городе много говорят о моих сношениях с нею, прибавляя разные нелепости» [158] «Мир божий», 1905, дек., с. 92—93. .

Из книги Лемке мы знаем, что по желанию мужа умственные способности Пановой были освидетельствованы в московском губернском правлении 17 декабря 1836 года. (В декабре был подан уже первый рапорт о состоянии здоровья «сумасшедшего» Чаадаева.)

На вопросы Панова ответила, что ей 32 года (следовательно, она 1804 года рождения), замужем пятнадцать лет, детей не имеет. На вопрос, «чтит ли и исполняет ли она законы как духовные, так и гражданские», Панова ответила, что «в законах гражданских» она «республиканка» и «когда была польская война, то я молилась богу, чтобы он полякам ниспослал победу», потому что «они сражались за вольность». Панова добавила, что когда ее начинают «бить и вязать», она дрожит «до отчаяния, до исступления». На основании этих ответов правление сочло себя вправе признать Панову «в расстроенном состоянии умственных способностей» и поместить, по желанию мужа, в лечебное заведение Саблера.