Анатолий Вассерман - Украина и остальная Россия

Правда, народы вовсе не горели желанием самоизолироваться. Дезинтеграция социалистического лагеря — и самоликвидация СЭВ, и распад Югославии, и разделение СССР, и развод Чехословакии — сопровождалась мечтой немедленно войти в Европейское экономическое сообщество.

К сожалению, «немедленно» не получается. Не с чем нам туда входить.

Качество чешской продукции — недосягаемый образец для Румынии. Об эстонском качестве до сих пор ходят легенды на Украине. Но по меркам Европейского союза все образцы доблестного социалистического труда не заслуживают даже упоминания в перечне потенциальных конкурентов.

Слияние Германии показало: 40 лет социализма даже немцев отучили работать. Что уж говорить про наши 75 лет борьбы со светлым будущим!

Так что никому в мире, кроме самих себя, мы не нужны.

Правда, СССР мог в принципе обойтись и без восточноевропейского рынка. В зените могущества страна насчитывала 300 миллионов жителей. А необходимый минимум — с учётом дешевизны отечественных разработчиков — примерно 250 миллионов. Советский рынок был как раз достаточен для советских новинок. Оставался даже некоторый запас на предстоящий технический прогресс.

А на мировой рынок нам, увы, ещё многие годы не прорваться. Потому что его требования мы пока не изучили. Когда мы в них разберёмся? Когда научимся удовлетворять? Даже то, что сделано явно выше мирового уровня — например, космические технологии — мы всё ещё не умеем продавать.

Есть, конечно, и старые, уже разработанные, товары. Но на мировом рынке из таких товаров в дефиците разве что сырьё — в первую очередь нефть и газ — и продукция экологически грязных производств (впрочем, металлы и химические удобрения — также всего лишь сырьё для современных технологий). Поэтому из промышленных республик былого Союза имеет пока шансы не разориться лишь Россия. Выручкой от экспорта сырья она может даже поддерживать своих учёных и конструкторов, пока те научатся работать не на министерства, а на рынок.

Правда, особо рассчитывать на это тоже не стоит. В начале 1970-х профессор экономики Джулиан Саймон объяснил, почему цена сырья не может долго держаться высокой. Если товар дорог, рано или поздно придумают способы обойтись без него. Падает спрос — товар дешевеет. Intel может взамен устаревшего Pentium II выбросить на рынок модернизированный Pentium III. А нефть не модернизируешь. Потому и брежневский «золотой век» длился всего лет десять — пока Запад не снизил вдвое потребление нефти, подорожавшей от войн на Синайском полуострове. И нынешняя российская стабильность вряд ли надолго. Ведь и в основе кризиса 1998 года было очередное подешевение нефти.

А остальные, несырьевые, республики шансов на самостоятельное выживание не имеют. От Союза их изолировала национал-коммунистическая власть. На мировой рынок выставить практически нечего. Для внутреннего рынка в 10 (Белоруссия) или даже 50 (Украина) миллионов человек разрабатывать новинки невыгодно. Так что заводы обречены гнать старьё. И рано или поздно остановятся вообще, ибо конкурировать с новинками, приходящими из цивилизованного мира, не смогут.

Отто Эдуард Леопольд князь фон Бисмарк унд Шёнхаузен знаменит множеством славных дел и мудрых слов. Но, возможно, дольше всего проживёт его фраза: «Неучастие в политике не освобождает от её последствий».

Отечественные промышленники чаще всего стараются держаться от политики подальше. На немногих активистов смотрят как на белых ворон, называют олигархами. Оно и понятно. В России политика с незапамятных времён подминает под себя экономику, что, собственно, и нашло концентрированное выражение в социализме. Естественно, экономика пытается уйти в сторону от политики — в надежде, что та на неё не наступит.

Увы, догоняет и наступает вновь и вновь.

Вот и распад социалистического рынка казался поначалу чисто политическим, экономику не задевающим. Промышленники надеялись по-прежнему обмениваться сырьём и полупродуктами. Правда, немалая доля обмена раньше обеспечивалась не взаимной выгодой, а строгим приказом. Но и выгодных связей хватало, чтобы глядеть в будущее с оптимизмом.

Даже таможенные стены, в лихорадочном темпе воздвигнутые новыми политиками, оказались проницаемыми. Инерция накатанных связей пробивает их. Особенно если на практике установлено, кому сколько платить.

Но у новшеств нет ни опыта, ни инерции. Для них таможенные барьеры несравненно выше. И малость рынка каждой отдельной новорождённой страны гарантирует застой в её промышленности.

А отечественная традиция давления политики на экономику делает экономическую интеграцию без политического воссоединения неустойчивой. Следовательно, если промышленники не хотят смириться с застоем, им придётся вернуться в политику, вспомнить, что она, по словам Ульянова, концентрированное выражение экономики.

К сожалению, в нашей нынешней политике идею единства монополизировали левые. Те, чья власть гарантирует экономике паралич куда хуже нынешнего. Потому что левые во всём мире ставят цели, недостижимые без растраты накопленных обществом резервов. А у нас резервы уже растрачены.

Правые же группировки за политическим воссоединением не гонятся. По их понятиям, надо сперва построить рынок в каждой стране — а потом уже невидимая благодетельная рука этого рынка сама перечеркнёт границы. Вроде бы привлекательно — хотя бы тем, что специально никому стараться не надо. Только рынка в нынешних экономических «клетушках» не построить. На Западе-то рынок возникал в те времена, когда всё новое окупалось даже при штучном производстве (разрабатывалось дёшево, а изготовлялось дорого). Нынче же рынку нужны сотни миллионов граждан.

Придётся промышленникам создавать новые партии. Рыночные и объединительные одновременно.

Конечно, единение должно быть разумным.

Скажем, прибалтийские республики предпочитают западный рынок восточному. Основная часть их промышленности создана в расчёте на советскую экономику. Потому её сохранение мало кого волнует. Большей части тамошнего населения роль аграрных провинций Скандинавии вполне по вкусу.

Да и нефтяные эмираты — Галичина, Туркмения, Чечня — в Союз не рвутся. Правда, от эмиратов там скорее стиль правления, чем богатство: запасы нефти скромные (а в Галичине нефть вообще высокопарафинистая — для химии неплоха, а на топливо не годится). Зато население тоже скромное — и по численности, и по потребностям. Благополучия при разумной — без политических амбиций — торговле сырьём хватит на долгие годы.

Но основная часть былого Союза столь насыщена промышленностью, что без неё погибнет. Потому и без воссоединения не выживет.