Андрей Смирнов - «Соколы», умытые кровью. Почему советские ВВС воевали хуже Люфтваффе?

а) летчики – очевидцы сбития вражеского самолета;

б) пленка фотокинопулемета, фиксировавшего результаты стрельбы из бортового оружия, и

в) наземные наблюдатели.

Однако на практике третий пункт был, судя по всему, необязательным. Ведь большую часть своих воздушных боев немецкие летчики-истребители проводили над территорией противника; это обуславливалось самими принципами использования немецкой истребительной авиации – предписывавшими не ждать появления врага, а искать его самим. Поэтому подтверждениями наземных наблюдателей немецкие претенденты на воздушные победы должны были располагать редко. Впрочем, если даже такие подтверждения имелись, они могли оказаться ложными. Достаточно указать на уже упомянутый воздушный бой 12 августа 1942 г., происходивший прямо над немецкими аэродромами Ольховское и Подольховское. Здесь, как справедливо замечает А.Г.Больных, «в наземных наблюдателях (причем наблюдателях квалифицированных) недостатка не было» 107. И тем не менее немецким пилотам после этой схватки засчитали 33 сбитых самолета – хотя с советской стороны в бою участвовало только 25 машин...

Не мог надежно подтвердить (или опровергнуть) заявление о воздушной победе и фотокинопулемет. Вообще-то, включаясь в момент открытия огня, он работал еще несколько секунд после прекращения стрельбы – чтобы зафиксировать дальнейшее поведение обстрелянного самолета. Но в групповом бою летчик не мог оставлять свою жертву в объективе в течение этих нескольких секунд: чтобы не оказаться пораженным самому, он должен сразу же по окончании стрельбы начать маневрировать! 108А считать самолет сбитым на основании пленки, зафиксировавшей лишь попадания в него, означало совершать ту же ошибку, что и летчик, ставящий знак равенства между понятиями «попал» и «сбил». (Ее совершили, например, те американские авиаторы, которые, изучив пленку, отснятую в бою 20 марта 1943 г. близ побережья Туниса, заключили, что пилоты их 82-й истребительной группы сбили 11 немецких и итальянских самолетов. В действительности сбитыми оказались лишь два 109.) Надежным подтверждением сбития самолета пленка фотокинопулемета могла служить только в тех случаях, когда попадания приводили к мгновенному взрыву или мгновенному же разрушению вражеской машины в воздухе.

Что же касается очевидцев – участников воздушного боя, то некоторые отечественные авторы подчеркивают заинтересованность этих лиц в подтверждении даже ложных докладов своих коллег об одержанных теми воздушных победах 110. С готовностью подтверждая всякий чужой доклад, полагают, видимо, они, немецкий летчик приобретал надежду, что точно так же всегда будет подтвержден и его собственный – даже недостоверный... Г.Ф.Корнюхин идет еще дальше, фактически утверждая, что в люфтваффе широко практиковался сговор между летчиками одной пары или одного звена, когда они подтверждали друг другу вымышленные ими победы. Только так и можно понять этого автора, когда, упомянув о факте подобного сговора, имевшем место в августе 1942 г. в 4-м отряде II группы 27-й истребительной эскадры в Северной Африке, он заключает, что «обыкновенные приписки побед «экспертами»-охотниками [асами, занимавшимися «свободной охотой» над территорией противника. – А.С .] выглядели детской забавой» 111. Однако других случаев сознательного очковтирательства в истребительной авиации люфтваффе за всю Вторую мировую войну зафиксировано не было 112. И, думается, отнюдь не потому, что их не сумели вскрыть. Другие летчики отряда (или группы) непременно сделали бы это – не случайно и в 27-й эскадре первыми заподозрили неладное коллеги пилотов-очковтирателей. В люфтваффе к таким вещам относились чрезвычайно серьезно. Когда летом 1943 г. командир III группы 52-й истребительной эскадры майор Г.Ралль узнал о том, что лейтенант Ф.Облезер из 8-го отряда сомневается в достоверности воздушных побед, засчитываемых лейтенанту Э.Хартманну из 7-го отряда, он тут же принял меры к тому, чтобы раз и навсегда устранить всякую возможность кривотолков – приказал Облезеру вылететь в составе звена Хартманна в качестве наблюдателя. (После вылета Облезер признал, что его подозрения оказались беспочвенными... 113) Советские мемуаристы могли презрительно отзываться о «спортивном интересе», который якобы только и вдохновлял «гитлеровскую молодежь» в воздушных боях 114(что, конечно, неверно), – но этот интерес (а он действительно был) служил надежным заслоном очковтирательству, заставляя немецких пилотов ревниво следить за соблюдением правил игры...

Вообще, советские и воспитанные на их работах современные российские авторы демонстрировали и демонстрируют полное непонимание психологии противника (точнее, нежелание ее понимать и учитывать). Реалии советской жизни (которую действительно нельзя себе представить без приписок) ничтоже сумняшеся переносятся на германскую армию Второй мировой войны, особенности русского менталитета – на менталитет немецкий... А между тем, по воспоминаниям многих немцев, побывавших в советском плену, одними из самых непривычных для них черт советской действительности были как раз показуха и приписки! 115

Пытаясь доказать, что немецкие летчики-истребители широко практиковали подлог, Г.Ф.Корнюхин задается еще двумя вопросами: почему боевые счета пилотов Восточного фронта стали особенно быстро расти с конца 1942 г., т.е. в период общего отступления немцев на Востоке? (По этому поводу недоумевают и известные летчики-испытатели, фронтовики Г.А.Баевский, А.А.Щербаков и С.А.Микоян 116.) И почему после перевода немецких асов с Восточного фронта на Западный или в ПВО Германии их счета начинали расти гораздо медленнее? Не потому ли, что отступление немецких войск увеличивало возможности для приписывания себе заведомо не одержанных воздушных побед, а борьба в воздухе над Германией – уменьшала? Ведь в первом случае доклады летчиков и подтверждения, сделанные их коллегами, нельзя было проверить: район воздушного боя, как правило, быстро переходил под контроль советских войск. А во втором случае все сбитые самолеты падали на немецкой территории, и заведомо ложные доклады можно было поэтому легко опровергнуть... 117Однако у фактов, подмеченных Г.Ф.Корнюхиным, есть гораздо более простое объяснение. Советских самолетов после 1942 г. немцы стали сбивать больше потому, что численность советских ВВС в это время непрерывно возрастала, а численность немецких истребителей на Восточном фронте топталась на месте (см. ниже табл. 4 и 6). У немцев просто стало гораздо больше целей в воздухе! А сравнительно небольшое число воздушных побед, одержанных немецкими асами Восточного фронта на Западе, объясняется значительно менее благоприятными для немцев условиями воздушной войны. На Западе им приходилось сражаться с громадными соединениями тяжелых бомбардировщиков, летевших в плотном строю и создававших вокруг себя плотную же завесу огня сотен крупнокалиберных пулеметов, а также с огромными «стадами» американских и английских истребителей, выучка пилотов которых была гораздо выше, чем у основной массы советских летчиков. Красноречивы признания одного из ведущих асов люфтваффе Х.Филиппа, сделанные им вскоре после перевода в апреле 1943 г. из воевавшей на Востоке 54-й истребительной эскадры в защищавшую небо Германии 1-ю: «Сражаться с двумя десятками русских истребителей, так и жаждущих, чтобы их ужалили, или с английскими «Спитфайрами» [в «битве за Англию» в 1940 г. – А.С. ] было в радость. И никто не задумывался при этом над смыслом жизни. Но когда на тебя летят семьдесят огромных «летающих крепостей» [американских бомбардировщиков Боинг В-17. – А.С. ], вся твоя грешная жизнь проносится в памяти за считаные секунды» 118. «Любой, летавший в составе ПВО рейха, рано или поздно «сгорал», – подытоживает чуть не попавший в мае 1944-го в эту ПВО ас Восточного фронта В.Липферт. – То же самое могло случиться и в ходе боев с русскими, но здесь были намного более высокие шансы вернуться домой целым» 119.