Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха. Том II

Днем 27 марта, приняв решение раздавить еще одно государство Югославию, Гитлер продолжил обработку японского министра иностранных дел. «Англия уже проиграла войну», ― заявил он. Признать это ― только вопрос времени. И все же англичане хватаются за две соломинки: Россию и Америку. В отношении Советского Союза Гитлер высказывался более осторожно, чем Риббентроп. Он не верит, что угроза войны с Россией реальна. В конце концов, у Германии «для обороны от России» имеется от 160 до 170 дивизий, что касается Соединенных Штатов, то он сказал следующее:

«У Америки имеются три возможности: она могла бы вооружаться, она могла бы помогать Англии или она могла бы вести войну на другом фронте. Если она хочет помогать Англии, то может не вооружаться. Если она оставит Англию, то последняя будет разгромлена и тогда Америка окажется одинокой в войне против держав оси. Однако в любом случае Америка не сможет одновременно вести войну на другом фронте».

Поэтому, заключил фюрер, невозможно даже представить более благоприятные условия для японцев, чем теперь, для нанесения удара на Тихом океане. «Такой момент, ― произнес он как можно весомее, ― никогда не повторится. Это уникальный шанс в истории». Мацуока согласился с Гитлером, но при этом напомнил, что к сожалению, не он правит Японией и в настоящий момент не может дать никаких обещаний от имени японской империи.

Однако Гитлер, являясь абсолютным диктатором, мог давать обещания и он дал их Японии ― как бы между делом, хотя его никто об этом не просил, ― 4 апреля по возращении Мацуоки в Берлин после встречи с Муссолини [117]. Эта вторая встреча состоялась накануне нацистского нападения на Югославию и Грецию, и фюрер, жаждавший одержать новую легкую победу и отомстить Белграду, пребывал в воинственном настроении. По его словам, он считал войну с Соединенными Штатами нежелательной и учитывал это в своих планах. Однако он не очень высокого мнения о военной мощи Америки [118].

Германия произвела необходимые приготовления, так что ни один американец не сможет высадиться в Европе. Германия повела бы решительную войну против Америки с помощью подводных лодок и люфтваффе, а имея огромный боевой опыт, она оказалась бы более чем грозным для Америки противником, не говоря уже о том, что немецкие солдаты, безусловно, намного превосходят американских.

Это хвастовство и спровоцировало его дать роковое обещание, зафиксированное доктором Шмидтом: «Если Япония вступит в конфликт с Соединенными Штатами, Германия со своей стороны немедленно предпримет необходимые шаги».

Из записей Шмидта явствует, что Мацуока не вполне уяснил значение обещаний фюрера, и Гитлер еще раз повторил: «Германия немедленно вмешается в случае конфликта между Японией и Америкой».

Гитлер дорого заплатил не только за это обещание, случайно оброненное, но и за обман ― он так ничего и не сказал японцу о своем намерении напасть на Россию, как только будут оккупированы Балканы. Во время переговоров 28 марта Мацуока спросил Риббентропа, необходимо ли ему на обратном пути «остановиться в Москве, чтобы провести переговоры с русскими по поводу пакта о ненападении или договора о нейтралитете». Тупоумный нацистский министр иностранных дел самодовольно ответил, что Мацуоке «по возможности не следует поднимать этот вопрос в Москве, поскольку он, по–видимому, не будет укладываться в рамки нынешней ситуации». Он не совсем понял значение того, что готовилось. Но на следующий день, осознав наконец смысл сказанного, начал с того, что вернулся к этой теме. Мимоходом, как это предстояло сделать 4 апреля Гитлеру, он заговорил о немецких гарантиях: если Россия нападет на Японию, то «Германия немедленно нанесет удар». Он сказал, что хочет дать такое заверение, ― «чтобы Япония могла двинуться на юг, в сторону Сингапура, не опасаясь каких–либо осложнений с Россией». Когда Мацуока сказал, что, будучи в Москве по пути в Берлин, он сам предложил русским заключить пакт о ненападении, и намекнул, что русские благосклонно восприняли его предложение, Риббентроп опять обнаружил нечто вроде провала памяти: он просто посоветовал Мацуоке не придавать этой проблеме «серьезного значения».

Однако, как только японский министр иностранных дел по пути домой снова оказался в Москве, он подписал пакт о нейтралитете со Сталиным, предусматривавший, что каждая сторона останется нейтральной в случае, если другая сторона окажется втянутой в войну, Шуленбург, предвидевший возможные последствия этого пакта, так и информировал Берлин. Этот пакт, подписанный 13 апреля, Япония соблюдала до конца вопреки отчаянным усилиям Германии вынудить ее не считаться с его условиями, ведь уже к концу лета 1941 года нацисты стали упрашивать японцев атаковать не Сингапур или Манилу, а Владивосток.

Однако вначале Гитлер просто не придал значения русско–японскому пакту о нейтралитете. 20 апреля он говорил адмиралу Редеру, заинтересовавшемуся пактом, что он заключен «с молчаливого согласия Германии» и что он, фюрер, приветствовал заключение пакта, «так как теперь Япония воздержится от действий против Владивостока и вместо этого будет склонна напасть на Сингапур» [119].

На этой стадии Гитлер был уверен, что Германия разгромит Россию в течение летней кампании. Он не хотел делить с Японией лавры победоносной кампании в России, как ранее не захотел делиться с Италией славой, добытой на полях Франции. И он был абсолютно уверен, что не потребуется никакой помощи от японцев. Повторяя мысли своего хозяина, Риббентроп говорил японскому министру иностранных дел 29 марта, что, если Россия вынудит Германию нанести удар, он бы «считал разумным, чтобы японская армия воздержалась от нападения на Россию».

Однако уже три месяца спустя взгляды Гитлера и Риббентропа по этому вопросу изменились, причем изменились самым решительным образом. Через шесть дней после того, как нацистские армии напали на Россию, 28 июня 1941 года, Риббентроп направил немецкому послу в Токио генералу Ойгену Отту телеграмму с просьбой сделать все возможное, чтобы вынудить японцев поскорее напасть на Советскую Россию с тыла. Послу рекомендовалось пробудить в японцах жажду военных трофеев, а также доказывать им, что это лучший способ удержать Америку на нейтральных позициях. «Можно ожидать, ― пояснял Риббентроп своему послу в Японии, ― что быстрое поражение Советской России, особенно, если Япония откроет боевые действия на Востоке, явится лучшим аргументом, способным убедить Соединенные Штаты в полной тщетности вступления в войну на стороне Великобритании, полностью изолированной перед лицом самого мощного в мире альянса».

Мацуока высказался в пользу немедленной войны с Россией, но его взгляды не нашли поддержки у правительства Токио, которое, очевидно, считало, что если немцы, как они утверждают, быстро разобьют Россию, то им не потребуется помощь от японцев. Однако правительство Токио не было уверено в молниеносной победе нацистов, и это являлось подлинной причиной занятой Японией позиции.