Олег Кубякин - Демонтаж

№ 311: «Господину своему Михаилу Юрьевичу хрестяни твои череншани чело биюте. Што еси одода деревеньку Клименцу Опарину, а мы его не хътимо: не суседнеи человеко. Волено Богъ де и ты».

Михаил Юрьевич сдал в аренду деревеньку вместе с проживающими в ней крестьянами некому Клименцу Опарину, но крестьяне «его не хотят». Он «не суседнеи человеко», то есть чужой человек.

Грамота № 301 отправлена тому же Михаилу Юрьевичу:

«Господину Михаилу Юрьевичу, сыну посадничьему, слуга твой Кля бьет челом. Чем, господин, пожалуешь свою волость? Половина пуста, а кто остался, те хотят, чтобы их пожаловали — подати убавили. А тебе, господину, челом бьют».

Кля сообщает, что из-за неумелого управления половина крестьян уже ушла к другим хозяевам и скоро вообще не останется тех, кто будет обрабатывать землю.

Ознакомившись с приведенными текстами, невозможно не заметить, что и Юрий, и Михаил Юрьевич люди крайне бестолковые, бесхозяйственные и нерачительные. Что папаша, что сынок вели хозяйство неумело. Крестьяне разбегались от них, вследствие чего они неминуемо должны были нести убытки, но при этом никаких выводов для себя из крестьянского бегства они сделать были не в состоянии.

Как видим, знатность не спасает от бестолковости. К счастью, глупость посадников не могла оказывать существенного влияния на дела Новгородской республики. Причины такого положения мы разберем чуть ниже.

Приведенные письма от крестьян и ключника к посаднической семье демонстрируют еще одну немаловажную черту новгородских порядков: крестьяне абсолютно не имели собственной земли, хотя могли по личной инициативе переходить от одного землевладельца к другому. А ведь еще в X веке у племени ильменских словен таких проблем не существовало.

В XII веке, как мы видим, 95 % населения Новгородской области (республики) уже являются официально безземельными и вынуждены обрабатывать землю, принадлежащую богатым землевладельцам. По сути, это обычное крепостничество немецкого образца. Вследствие чего в столь короткий период (практически за сто лет) порядок землепользования претерпел коренные изменения? Может, это как-то связано с изменением политического устройства «Новгородской республики»? Мы думаем, что именно с этим и связано. Хотя историки никаких отличий не заметили. Для отечественных историков «не приметить слона» всегда являлось делом обычным, скорее даже будничным.

Грамота № 297 сообщает о наличии других способов крестьянского протеста:

«Целобитье от Сергия з братьеи изъ Рагуилова господину Михаили Юрьевицу. Стогъ, господине, твои ржаныи цетверетьнъи тати покрали: овиновъ пять свезли въхъ и…»

Сергей и братья из Рагуилова сообщают Михаилу Юрьевичу, что его ржаной стог украли воры. Емкость стога равна пяти овинам, а сам стог называется четвертным.

Грамота № 23 принадлежит уже к концу XIV века, но сельскохозяйственный смысл текстов практически не меняется:

«Поклон от Карпа господину моему Фоме. Я был, господин, на Пустоперже, разделил рожь с Олексой и с Гафанком. Немного, господин, ржи (пришлось) на твою долю — два овина четверти. А Пянтелик видел сам (то есть тому свидетель)».

Грамоты знатных горожан содержат переписку с другими знатными жителями и духовенством. В качестве примера такой переписки можно привести текст грамоты № 736, относящейся к 10–30-м годам XII века:

«От Ивана к Дристливу. Если ты взял Павловы проценты, то (нужно также) взять у Прокопьи. Если ты (уже) взял, то возьми и для Завида. Если же (и это) взял, то пришли об этом весть сюда, пока я сам не отдал все проценты (по собственным долгам)».

Данная грамота интересна тем, что на внутренней стороне листа Дристлив нацарапал Ивану ответ:

«От Дристлива к Ивану. Я не взял ни векши и (даже) не видал его. Я взял только у Прокопьи, (а именно) взял гривну без ногаты».

Для удобства чтения данный текст мы привели в уже обработанном виде, применительно к современному языку.

Вот личное письмо государственного деятеля и крупнейшего землевладельца XIV века Онцифора Лукинича. Оно зафиксировано как грамота № 354:

«Онцифор своей матери челом бьет. Вели Нестеру скопить рубль (примерно 170 граммов серебра) и сходить к Юрию сукладнику (очевидно, компаньону, с которым сложились в складчину для какогото дела). Молиеся ем, что бы конь купилъ. Да иди с Обросиемъ к Степану, жеребии возмя или возметъ рубль, купи и другии конъ…»

Онцифору, находящемуся где-то вдали от города, нужно, чтобы в его отсутствие были куплены два коня. Одного Нестер должен купить за рубль при помощи Онцифорова складника Юрия, а второго мать вместе с Обросием пусть купит у Степана за другой рубль, либо в счет доли Онцифора в совместном предприятии.

«…Да прошаи у Юрия полтини, да купи соли с Обросием…», также у Юрия нужно попросить полтинник на покупку соли. «…А михи и серебра не добудеть до пути, пошли с Нестером симъ…»

Этот отрывок грамоты В. Л. Янин комментирует так: «Если же мешков и денег не удастся собрать «до пути», то есть до установления летнего или зимнего пути, то, когда дороги наладятся, пусть их привезет Нестер. Нужно полагать, что на этот случай, если деньги будут собраны раньше, Онцифор надеется получить их одновременно с конями и солью, ожидая к себе Обросия. Очевидно, что письмо написано в распутицу, весной или осенью, когда дороги раскисли от грязи и стали непроезжими. А что Онцифор ждет к себе обоз из города, видно из следующих слов его письма»:

«…Да пошли 2 кози, корякулю, пятень, полъсти, веретища, мехи и медвидно…»

У Онцифора очень разнообразный перечень потребностей. «Коза» — таган, «коракуля» — бараньи шкуры, «пятно» — клеймо, «полъстъ» — тканный или меховой ковер, «веретища» — холщевый полог, «михи» — мешки, «медвидно» — медвежья шкура.

«…Вели у Максима у ключника пшенки попросить, и деду поклонись, чтобы ехал в Юрьев монастырь попросить пшенки; а здесь ее достать и нечего надеяться».

Из-за этой самой пшенки поначалу данное письмо не было включено в остальные письма Онцифора Лукинича. Не верилось, что знаменитый государственный деятель и богатейший землевладелец мог унизиться до того, что пошлет свою мать к Максиму ключнику, а деда в Юрьев монастырь просить пшенку. Однако А. В. Кирьянов археолог и историк земледелия, внес ясность, установив судьбы разных сельскохозяйственных культур.

Оказалось, что просо, которое было главной культурой в X веке, уже в XI стало энергично вытесняться рожью. В XII веке проса было еще довольно много, хотя и меньше, чем ржи. В слоях XIII века его осталось довольно мало, а в слоях XIV и XV веков его встречаются ничтожные количества. А вот пшено было дефицитным товаром, и любителям пшенной каши, даже если они принадлежали к числу крупнейших землевладельцев, не зазорно было искать его, возлагая надежды на богатейший Юрьев монастырь.