Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха. Том I

В десять часов вечера двух несчастных чехов проводили к сэру Горацию Вильсону, верному советнику премьер–министра. Вильсон от имени Чемберлена ознакомил их с основными пунктами четырехстороннего соглашения и вручил карту Судетской области, на которой были отмечены территории с населением, подлежащим немедленной эвакуации. Когда чехи попытались протестовать, англичанин резко оборвал их, заметив, что ему больше нечего сказать, и быстро вышел из комнаты. Чехи заявили протест Эштон–Гуэткину, который находился с ними, но их протесты оказались тщетными.

«Если вы не примете условий, — уговаривал он их, — то вам придется улаживать свои дела с Германией один на один. Может быть, французы изложат вам то же самое в более мягкой форме, но, поверьте мне, они разделяют нашу точку зрения. Они — незаинтересованная сторона».

Это было правдой, какой бы горькой она ни оказалась для представителей Чехословакии. Во втором часу ночи 30 сентября [138]Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Даладье (именно в таком порядке) поставили свои подписи под Мюнхенским соглашением, позволявшим немецкой армии вступить на территорию Чехословакии 1 октября, как и обещал Гитлер, и закончить оккупацию Судетской области к 10 октября. Гитлер получил то, в чем ему было отказано в Годесберге.

Оставался один болезненный момент — по крайней мере, для жертв сообщить чехам, с чем они должны расстаться и в какие сроки. Гитлера и Муссолини эта процедура не интересовала, они ушли, перепоручив сделать это союзникам Чехословакии — представителям Франции и Англии. Эта сцена живо описана Масариком в его отчете министерству иностранных дел Чехословакии.

«В половине второго утра нас проводили в зал заседаний, где находились господин Чемберлен, месье Даладье, сэр Гораций Вильсон, месье Леже (генеральный секретарь французского министерства иностранных дел), господин Эштон–Гуэткин… Атмосфера была гнетущей, вот–вот должны были зачитать приговор. Французы нервничали, заботясь о сохранении собственного престижа. Господин Чемберлен в длинной вступительной речи ссылался на соглашение, а затем вручил его текст доктору Мастны…»

Чехи начали задавать вопросы.

«…Господин Чемберлен все время зевал, даже не пытаясь прикрывать рот. Я спросил Даладье и Леже, ожидают ли они какого–либо ответа от нашего правительства или заявления по поводу соглашения. Даладье — очевидно, от растерянности — молчал. Леже объяснил, что главы четырех правительств не располагают временем, и поспешно добавил с нарочитой небрежностью, что ответа не требуется, что план принят и что нашему правительству необходимо в этот же день, самое позднее в три часа дня, прислать своего представителя в Берлин на заседание комиссии и что человек, которого правительство пришлет, должен быть в Берлине и в субботу, чтобы уточнить детали, связанные с эвакуацией из первой зоны. Он заметил, что атмосфера во всем мире все более накаляется.

Он говорил с нами довольно резко, и это француз… Господин Чемберлен не скрывал скуки. Нам передали вторую карту с небольшими поправками. После этого с нами было покончено и мы могли удалиться».

Я помню этот роковой вечер — победный блеск в глазах Гитлера, спускавшегося после встречи по широким ступенькам Фюрерхауса, напыщенность Муссолини, одетого в сшитую по специальному заказу форму, позевывание Чемберлена и его состояние блаженной сонливости по возвращении в отель «Регина Палас». В тот вечер я записал в своем дневнике:

«Даладье казался сломленным и подавленным. Он заехал в «Регину», чтобы попрощаться с Чемберленом… Кто–то спросил, вернее, начал спрашивать: «Месье президент, вы удовлетворены соглашением?» Он обернулся, словно хотел что–то ответить, но был слишком утомлен и подавлен, чтобы говорить, и предпочел уйти молча…»

Чемберлен еще не закончил дискуссию с Гитлером о всеобщем мире. Поэтому на следующий день, 30 сентября, после нескольких часов освежающего сна, довольный результатами своего труда, проделанного накануне, он встретился с Гитлером на его мюнхенской квартире, чтобы обсудить положение дел в Европе в будущем. Кроме того, он намеревался упрочить свое положение в политической жизни Англии, для чего хотел просить Гитлера о небольшой уступке.

Согласно воспоминаниям переводчика Шмидта, бывшего единственным свидетелем этой неожиданной встречи, Гитлер был не в настроении. Он рассеянно слушал разглагольствования главы британского правительства, выражавшего уверенность в том, что Германия «проявит великодушие при проведении в жизнь Мюнхенского соглашения», и надежду, что чехи «не будут столь неразумны, чтобы чинить препятствия», а если они все–таки будут создавать трудности, то Гитлер не подвергнет бомбардировке Прагу, так как это повлечет «многочисленные жертвы среди гражданского населения». Таково было начало длинной и путаной речи. Невозможно было бы поверить, что произнес ее британский премьер–министр, накануне заискивавший перед немецким диктатором, если бы речь эта не была записана в официальном меморандуме германского министерства иностранных дел. Даже сегодня, читая трофейные документы, трудно в это поверить.

Сказанное премьер–министром явилось только прелюдией к тому, что последовало дальше. После того, что угрюмому немецкому диктатору показалось нескончаемым потоком предложений о дальнейшем сотрудничестве в деле прекращения гражданской войны в Испании, которую немецкие и итальянские «добровольцы» выигрывали для Франко, дальнейшем разоружении, экономическом процветании в мире, политическом спокойствии в Европе и даже о решении русского вопроса, премьер–министр извлек из кармана листок бумаги, на котором он изложил это в надежде, что они с Гитлером подпишут «документ» и немедленно его опубликуют.

«Мы, фюрер Германии и канцлер и английский премьер–министр, провели сегодня еще одну встречу и пришли к согласию о том, что вопрос англо–германских отношений имеет первостепенное значение для обеих сторон и для Европы.

Мы рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англогерманское морское соглашение как символизирующие желание наших двух народов никогда больше не воевать друг с другом.

Мы приняли твердое решение, что метод консультаций стал методом, принятым для рассмотрения всех других вопросов, которые могут касаться наших двух стран, и мы полны решимости продолжать наши усилия по устранению возможных источников разногласий и таким образом содействовать обеспечению мира в Европе».

Гитлер прочитал заявление и быстро его подписал, к большому удовлетворению Чемберлена, как отмечает Шмидт в официальном отчете о встрече. У переводчика создалось впечатление, что «фюрер подписал его с некоторой неохотой… скорее для того, чтобы доставить удовольствие Чемберлену», который, как вспоминает далее переводчик, «очень тепло поблагодарил фюрера… и подчеркнул, что ожидает от опубликования этого документа большого психологического эффекта».