Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха. Том I

Нацисты прежде самого Брюнинга узнали (через Шлейхера, конечно), что дни его канцлерства сочтены. 18 мая Геббельс возвратился из Мюнхена в Берлин и, отметив про себя, что «восточный дух» все еще держится, записал в дневнике: «Кажется, на одного Брюнинга пахнуло зимним холодом. Забавно, что он этого не понимает. Не может найти людей для своего кабинета. Они бегут, как крысы с тонущего корабля». Точнее было бы сказать, что главная крыса, далекая от мысли покинуть тонущий корабль, готовилась назначить нового капитана. На следующий день Геббельс записал:

«Генерал Шлейхер отказался принять пост министра обороны». Дело обстояло не совсем так. В действительности, когда Брюнинг, упрекнув Шлейхера в кознях против Гренера, спросил, не согласится ли он занять его место, Шлейхер ответил: «Соглашусь, но не в вашем кабинете».

«Донесение Шлейхера: список министров готов, — записывает Геббельс 19 мая. — Для переходного периода сойдет». Из этого следует, что нацисты на неделю раньше Брюнинга знали, что его песенка спета. В воскресенье 29 мая Гинденбург вызвал Брюнинга к себе и в резкой форме предложил ему подать в отставку, что Брюнинг и сделал на другой же день.

Шлейхер торжествовал. Однако свергнут был не только Брюнинг; с ним вместе гибла демократическая республика, хотя ее предсмертной агонии суждено было длиться еще восемь месяцев, пока не совершится окончательный coup de grace [50]. Немалая доля вины за ее кончину лежит на самом Брюнинге. Будучи в душе демократом, он в то же время позволил поставить себя в положение человека, который волей–неволей правит страной главным образом с помощью президентских декретов, то есть не спрашивая мнения парламента. Правда, для таких действий имелись веские основания слепота политиков сделала их практически неизбежными. 12 мая ему удалось получить вотум доверия в рейхстаге в связи с законопроектом по финансовому вопросу. Но в тех случаях, когда он не мог рассчитывать на поддержку парламента, он действовал от имени президента. Теперь его этой власти лишили, передав ее двоим более слабым людям (они правили с июня 1932 по январь 1933 года), которые, не будучи нацистами, в то же время не испытывали желания поддерживать демократическую республику — по крайней мере, в ее нынешнем виде.

Политическая власть, находившаяся со дня рождения республики в руках германского народа и выразителя его воли — рейхстага, отныне им не принадлежала. Пока что она сосредоточилась в руках дряхлого восьмидесятипятилетнего президента и тех нескольких близких к нему мелких честолюбцев, которые влияли на его слабеющий ум, ускользающее сознание. Гитлер прекрасно понимал сложившуюся ситуацию, и она была ему на руку. Поскольку завоевание большинства мест в парламенте представлялось весьма маловероятным, новый курс Гинденбурга открывал перед ним единственно возможный путь к власти. Не в данный момент, понятно, но в ближайшем будущем. Из Ольденбурга, где на состоявшихся 29 мая местных выборах нацисты собрали абсолютное большинство голосов он спешно выехал в Берлин. На следующий день его принял Гинденбург, который одобрил пункты соглашения, достигнутого лидером нацистов со Шлейхером 8 мая: снять запрет с СА; сформировать президентский кабинет из лиц, намеченных Гинденбургом; распустить рейхстаг. Гинденбург спросил, будет ли Гитлер поддерживать новое правительство. И Гитлер сказал, что будет. Вечером 30 мая Геббельс записывает: «Переговоры Гитлера с президентом прошли хорошо… Ф. Папен упоминался в качестве будущего канцлера. Но это нас мало волнует. Важно то, что распустят рейхстаг. Выборы! Выборы! Прямо к народу! Мы все очень счастливы».

И вот на политической арене мелькнула нелепая фигура. Человеком, которого генерал фон Шлейхер навязал старому президенту и который 1 июня 1932 года стал канцлером Германии, был пятидесятитрехлетний Франц фон Папен — выходец из вестфальской обедневшей дворянской семьи, бывший офицер генерального штаба, великолепный наездник, незадачливый, неискушенный политик из католического «Центра», зять богатого промышленника. Известностью в общественных кругах он пользовался разве что как бывший военный атташе в Вашингтоне, выдворенный из страны (в то время США еще придерживались нейтралитета) за соучастие в планировании диверсий, таких, как взрывы мостов и железных дорог. «…Выбор президента был встречен с недоумением, — писал о фон Папене посол Франции в Берлине. — Ничего, кроме улыбки или усмешки, он ни у кого не вызывал, ибо характерной чертой этого человека было то, что ни друзья, ни враги не принимали его всерьез… Он слыл человеком поверхностным, недалеким, вероломным, претенциозным, тщеславным, хитрым и кляузным». И такому человеку — Франсуа–Понсе ничуть не преувеличивал Гинденбург вверял с подсказки Шлейхера судьбу агонизирующей республики.

В политических кругах Папен не имел никакого веса. Он не был даже депутатом рейхстага. Самое большее, чего он достиг в политике, — место в ландтаге Пруссии. Партия «Центр», в которой Папен состоял, узнав о его назначении канцлером, до того возмутилась этим актом предательства в отношении Брюнинга, руководителя партии, что единогласно исключила его из своих рядов. Тем не менее президент предложил ему сформировать правительство без участия партий, что, впрочем, не составляло труда, поскольку у Шлейхера уже был заготовлен список министров. Так образовался кабинет, ставший известным как «кабинет баронов». Пятеро его членов были дворяне, двое директора корпораций и один, Франц Гюртнер, назначенный министром юстиции, в дни до и после «пивного путча» представлял интересы Гитлера в баварском правительстве. Генерала Шлейхера Гинденбург вытащил из–за кулис политической жизни, хотя подобное положение его вполне устраивало, и назначил министром обороны. «Кабинет баронов» воспринимался в стране в основном как шутка, и тем не менее некоторые его члены, такие, как барон фон Нейрат, барон фон Эльц–Рубенах, граф Шверин фон Крозиг и д–р Гюртнер, ухитрились удержаться на своих постах даже при третьем рейхе.

Первым шагом Папена было выполнение условий сделки Шлейхера с Гитлером. 4 июня он распустил рейхстаг и назначил на 31 июня новые выборы. А 15 июня под нажимом недоверчивых нацистов снял запрет на СА. После этого Германию сразу охватила невиданная по своим масштабам волна политических беспорядков. Улицы кишели штурмовиками, жаждущими кровавых схваток, и их вызов часто не оставался без ответа, особенно со стороны коммунистов. В одной лишь Пруссии с 1 по 20 июня произошло 461 заранее подготовленное уличное сражение, стоившее 82 убитых и 400 тяжелораненых. В боях, происходивших в июле, погибло 86 человек, в том числе 38 нацистов и 30 коммунистов. В воскресенье 10 июля в уличных боях погибло 18 человек, а через неделю, когда нацисты устроили в сопровождении полиции шествие по улицам Альтоны — рабочей окраины Гамбурга, было убито 19 человек и ранено 285. Гражданская война, которую «кабинет баронов» должен был прекратить, неуклонно разгоралась. Все партии, кроме нацистской и коммунистической, требовали от правительства восстановления порядка.