Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха. Том I

Вечером 22 января эти господа тайно вышли из президентского дворца, поймали такси, чтобы не бросаться в глаза посторонним, как выразился Мейснер, и отправились в пригородный дом доселе неизвестного нациста по имени Иоахим Риббентроп, являвшегося другом Папена (во время войны они вместе служили на Турецком фронте). Там их встретили Папен, Гитлер, Геринг и Фрик. По словам Мейснера, до этого рокового вечера Оскар фон Гинденбург был против каких–либо контактов с нацистами. Возможно, Гитлер об этом знал; во всяком случае, он предложил поговорить с Оскаром «с глазу на глаз». К удивлению Мейснера, Гинденбург–младший согласился. Они уединились в соседней комнате и провели там около часа. О том, что сказал Гитлер сыну президента, не отличавшемуся ни блестящим интеллектом, ни твердостью характера, никогда не писалось. В кругу нацистов имели хождение разговоры, будто фюрер обещал и угрожал одновременно. Угрожал, в частности, обнародовать сведения о причастности Оскара к афере «Восточная помощь» и о том, каким образом ему удалось избежать уплаты налогов на поместье отца. Что касается обещаний, то о них можно судить по тому факту, что спустя несколько месяцев семья Гинденбургов присоединила к своим владениям 5 тысяч акров необлагаемой налогом земли, а Оскару, дотоле полковнику, в августе 1934 года присвоили звание генерал–майор.

Как бы то ни было, нет сомнения в том, что Гитлер произвел на сына президента сильное впечатление. «Всю дорогу, пока мы ехали обратно в такси, — показал Мейснер на процессе в Нюрнберге, — Оскар фон Гинденбург молчал. Сказал лишь, что делать нечего, надо пускать нацистов в правительство. Мне показалось, что Гитлеру удалось подчинить его своему обаянию».

Гитлеру оставалось расположить к себе отца. Сделать это, по общему признанию, было трудно: как ни ослаблены были мыслительные способности старого фельдмаршала, годы не смягчили его крутого нрава. Трудно, но не невозможно. Деятельный, как бобр, Папен не переставал обрабатывать старика. И становилось все очевиднее, что Шлейхер, несмотря на свою изворотливость, теряет почву под ногами. Не удалось ему ни привлечь нацистов на свою сторону, ни расколоть их. Не сумел он и заручиться поддержкой националистов, партии «Центр» и социал–демократов.

23 января Шлейхер посетил президента. Он признал, что не может добиться поддержки парламентского большинства, и потребовал распустить рейхстаг, чтобы править страной с помощью президентских декретов, как это предусмотрено статьей 48 конституции. По словам Мейснера, генерал просил, кроме того, «временно упразднить» рейхстаг и откровенно признался, что вынужден будете установить «военную диктатуру». Таким образом, сколько бы Шлейхер ни хитрил и ни лавировал, он все равно оказался в том же положении, в каком находился в начале декабря Папен, только теперь они поменялись ролями. Прежде Папен требовал предоставления ему чрезвычайных полномочий, а Шлейхер возражал, заявляя, что мог бы, став канцлером, обеспечить поддерживаемое нацистами парламентское большинство. Теперь сам Шлейхер настаивал на установлении диктаторского режима, в то время как Папен, хитрая лиса, заверял фельдмаршала, что сможет склонить Гитлера на сторону правительства, которое получит поддержку парламентского большинства. Вот чем могут обернуться каверзы и интриги!

Гинденбург напомнил Шлейхеру, почему он 2 декабря сместил Папена, и указал, что с тех пор ничего нового не произошло. Поэтому он просит генерала и дальше добиваться парламентского большинства. Шлейхер понял, что дело его проиграно. Поняли это и те, кто был посвящен в его тайну. Геббельс, один из немногих посвященных, на следующий день записал: «Шлейхера свалят в любой момент — так же, как он свалил многих других».

Официальный конец карьеры генерала наступил 29 января, когда он подал президенту прошение об отставке своего кабинета. «Я уже одной ногой в могиле, — заявил Гинденбург обозленному Шлейхеру, — и надеюсь, что мне не придется потом, на небесах, сожалеть о своем решении». «После такой несправедливости, господин президент, я не уверен, что вы действительно попадете на небеса», — парировал Шлейхер и удалился с исторической сцены Германии.

В полдень того же дня президент поручил Папену выяснить, нельзя ли сформировать правительство во главе с Гитлером «на условиях, предусмотренных конституцией». В течение недели этот хитрый, честолюбивый человек тешил себя мыслью: а не предать ли ему Гитлера и не стать ли снова канцлером при поддержке Гугенберга? 27 января Геббельс записал: «До сих пор не исключено, что Папен снова станет канцлером». За день до этого Шлейхер послал главнокомандующего армией генерала фон Хаммерштейна к президенту с поручением предостеречь его от назначения Папена. В обстановке сложных интриг, опутавших Берлин, Шлейхер в последнюю минуту стал настойчиво ратовать за назначение на свое место Гитлера. В ответ на это Гинденбург сказал главнокомандующему, что не намерен назначать австрийского ефрейтора канцлером.

Воскресный день 29 января стал решающим. Заговорщики раскрыли свои последние карты и наводнили столицу самыми тревожными и противоречивыми слухами, причем многие из них не были беспочвенными. Шлейхер снова отправил верного Хаммерштейна мутить воду. На этот раз тот встретился с Гитлером и предупредил, что Папен может оставить его в дураках, поэтому будет лучше, если фюрер пойдет на союз со смещенным канцлером и военными. Но Гитлер не проявил к этому большого интереса. Возвратившись в «Кайзерхоф», он созвал своих приспешников и заказал кофе с пирожными. За этой трапезой их и застал Геринг, прибывший с известием, что на следующий день фюрера назначат канцлером.

В тот вечер, когда нацистские главари, собравшиеся в квартире Геббельса на Рейхсканцлерплац, радовались этой важной вести, к ним явился эмиссар Шлейхера Вернер фон Альвенслебен и сообщил еще одну потрясающую новость. Этот человек помешался на заговорах — они виделись ему даже там, где их не было. Он донес нацистам, что Шлейхер и Хаммерштейн объявили тревогу в Потсдамском гарнизоне, готовят выслать президента в Нейдек и установить военную диктатуру. Эмиссар сильно преувеличивал. Можно допустить, что названные генералы действительно вынашивали такую идею, однако до практических шагов было, по–видимому, далеко. Тем не менее нацисты не на шутку встревожились. Геринг быстро, насколько позволяла его тучность, направился через площадь во дворец, чтобы предупредить Гинденбурга и Папена об опасности. О том, какие шаги предпринял Гитлер, позднее расскажет он сам:

«Моей немедленной контрмерой в отношении планируемого [военного] путча было вызвать командира СА в Берлине графа фон Гелльдорфа и через него поднять по тревоге все берлинские отряды СА. Одновременно я поручил майору полиции Веке, который, как я знал, заслуживал моего доверия, подготовиться к внезапному захвату здания на Вильгельмштрассе шестью батальонами полицейских… Наконец, я поручил генералу Бломбергу, которого намечали в министры рейхсвера, по прибытии в Берлин в 8 утра 30 января немедленно явиться к Старому Господину и официально вступить в должность, с тем чтобы иметь возможность уже в качестве главы рейхсвера подавлять всякие попытки переворота».