Юрий Рубцов - Новая книга о штрафбатах

А. В. Пыльцын:

Кстати, я много раз слышал, что в некоторых аналогичных батальонах при обращении к ним (лицам переменного состава. — Ю. Р .), и даже в документах, к бывшему их воинскому званию добавлялось слово «штрафной» (например, «штрафной майор»), или вообще все именовались «штрафными рядовыми», и т. п. Не знаю, чье это было решение.

Но в нашем штрафбате, видимо, чтобы лишний раз не подчеркивать их положение, что едва ли способствовало бы их перевоспитанию, было принято всех их, относящихся к переменному составу батальона, называть «бойцами-переменниками».

А к своим командирам они обращались, как обычно принято в армии, например: «товарищ капитан». (С. 25.)

Учитывая контингент штрафных рот, не покажется лишним такой вопрос: не боялись ли командиры в бою выстрела в спину? Таким вот образом иной подлец мог попробовать свести с ними счеты, отомстить за требовательность.

Е. А. Гольбрайх:

Такое случалось нечасто. Во избежание подобных эксцессов к штрафникам и старались относиться как к обычным солдатам, с уважением говорили с каждым, но никто с ними не заигрывал и самогонку не «жрал». Им, штрафникам, терять нечего, там принцип: «умри ты сегодня, я завтра». Но были случаи… Я слышал о них… И в карты могли взводного проиграть. Что поделать — публика такая…

Если командир роты вел себя, как последняя сволочь, или своей безграничной властью расстреливал тех, кто ему не понравился, то шансов схлопотать пулю в ближайшем бою от своих «подопечных» у него было немало. Но, например, если «неформальный лидер», как говорили, «пахан», из уголовной братии начинал чрезмерно нагло права качать, мол, всем по литру спирта, иначе в атаку не пойдем, — разговор с ним был коротким.

М. И. Сукнев:

Смотришь фильм 1989 г. Одесской киностудии «Гу-гa» о штрафниках, и не хватает зла на сценаристов — сплошная ложь, вымысел! Даже написал на киностудию письмо. Но кто нас, фронтовиков, слушает? Картинка из фильма… Никто не хочет петь строевую. Комбат кладет строй несколько раз на пыльную дорогу: «Встать! Ложись! Встать! Ложись!» Какая же чушь. Ведь в первом же бою такого командира ждет пуля или нож в спину. (С. 153–154.)

М. Г. Ключко:

Как мы строили свои отношения с этими людьми?.. Только по-товарищески. Другого отношения в тех условиях быть просто не могло. Показывать своим отношением, что я выше их, означало не вернуться живым после первого же боя.

Был у нас такой случай. Прибыл к нам молодой офицер. В новой форме, при золотых погонах, которые тогда были только введены. Выстроили роту. И он что-то долго говорил, вышагивая вдоль строя. А щеголей на передовой не любили. И кто-то со строя выкрикнул, мол, заканчивай, покормил бы лучше. Тот в мгновение вскипел. Кто? Застрелю! Выходи! В ответ — маг. А уголовники народ сплоченный. Ряды сомкнули. Он выхватывает пистолет и стреляет на голос. Одному пуля прошла сквозь бок, второму попала в ногу, третьему — рикошетом в палец. Всех троих забрали в лазарет… А этот офицер не вернулся после первого же боя. И никто особо и не интересовался, что с ним. Когда я спросил у своих, те только отвели глаза в сторону.

Других отношений, кроме уважительных, на фронте быть не могло. Ведь, по большому счету, все зависели друг от друга. Существовал строгий закон: в бою ты должен поддержать товарища огнем, когда он делает перебежку. Если не сделаешь этого, жизни тебе не будет.

Может, поэтому я так долго и прожил, что не пытался бравировать ни своим положением, ни своими знаниями. Наоборот, многому учился у своих солдат. Ведь и среди тех же зэков попадались люди, достойные уважения. Я не пытался давить на них, доказывая свою правоту. Если я считал, что надо делать так, а не иначе, то пытался их убедить в правильности моего решения. Если они не соглашались — что ж, за кобуру я не хватался…

Но если кто-то не мог под огнем противника оторваться от земли, то его заставляли это сделать свои же.

Опять же, учитывая контингент, за счет которого нередко комплектовались штрафные роты, правомерно поставить вопрос, допускались ли переменниками случаи насилия или грабежей мирного населения? Фронтовики не скрывают: были такие случаи, но массового характера они не носили (об этом будет еще сказано ниже).

Чтобы свести возможность контактов с мирным населением к минимуму, штрафные роты никогда не располагались в населенных пунктах. И вне боевой обстановки они оставались в поле, размещаясь в траншеях и землянках.

К сведению тех публицистов, кто считает штрафников не иначе, как пушечным мясом, легко и без разбора жертвуемым молоху войны: штрафные части не только вели боевые действия, их распорядок дня предусматривал и боевую учебу. Поскольку, используя приданные штрафные формирования, командиры дивизий, бригад, полков решали конкретные боевые задачи (вопрос искупления вины личным составом обычно волновал их меньше всего), они, естественно, были заинтересованы в успехе дела. А кто мог его обеспечить: боец, слабо обученный или до автоматизма отточивший навыки боевой работы?

В первую очередь это относится к штрафным батальонам, которые в большинстве своем состояли из военных профессионалов, хотя и различных воинских специальностей. В силу этого после соответствующей доподготовки они были способны решать задачи повышенной сложности, выполнять функции ударных частей.

А. В. Пыльцын:

…По прибытии в Городец мы еще долгое время занимались приемом пополнения, формированием, вооружением и сколачиванием подразделений. Была налажена боевая подготовка, основной целью было обучить бывших летчиков, интендантов, артиллеристов и других специалистов воевать по-пехотному, а это значит — совершать напряженные марши, переползать, окапываться, преодолевать окопы и рвы, а также вести меткий огонь из автоматов, пулеметов, противотанковых ружей и даже из трофейных «фаустпатронов». Но, пожалуй, самым трудным, особенно в психологическом плане, было преодоление страха у некоторых обучаемых перед метанием боевых гранат, особенно гранат Ф-1. Убойная сила ее осколков сохранялась до 200 метров, а бросить этот ручной снаряд даже тренированному человеку под силу лишь метров на 50–60. Обучение проходило на боевых (не учебных!) гранатах, которые взрываются по-настоящему! Правда, метать их нужно было из окопа. Но перебороть боязнь удавалось не каждому и не сразу. (С. 50–51.)

Как показывают воспоминания командиров других штрафных частей, картина, описанная A. B. Пыльцыным, не была чем-то уникальным.

М. И. Сукнев:

Началась подготовка батальона к выходу в оборону или в наступление, а может быть, к худшему — разведке боем за проклятыми «языками», которые доставались нашим войскам слишком дорого!