В.Г. Макаров Array - Генералы и офицеры вермахта рассказывают.

Существенных разногласий между нами и итальянцами в этих переговорах не было. Речь шла только о распределении обязанностей: Германия взяла на себя обязательство оказывать Франко помощь вооружением, военными материалами и военными специалистами, а Италия обязалась послать на помощь Франко свои войска.

В протоколе итало-германского соглашения подчеркивалось политическое и военно-стратегическое значение быстрой победы фашизма в Испании для дальнейшего развития агрессии. Мне тогда Канарис прямо заявил, что мы не должны забывать о возможном столкновении с Францией, и что бои в Испании Гитлер рассматривает как «опытный театр военных действий», чтобы испытать боеспособность и технику германских и итальянских вооруженных сил для их применения в будущей большой войне.

Действительно, весной 1937 года я и полковник генштаба Рейнхард, впоследствии командующий немецкой танковой армейской группой на советско-германском фронте в чине генерал-полковника, ездили в Италию по заданию начальника Генерального штаба Бека для обсуждения с начальником итальянского Генерального штаба генералом Париани планов нападения на Францию и Англию. В переговорах с итальянской стороны участвовал генерал Роатта.

В ходе переговоров было установлено количество потребных для этой цели сил, вооружения и намечены общие подготовительные мероприятия. Было также достигнуто соглашение о стандартизации вооружений, об обмене офицерами генеральных штабов Германии и Италии, об обмене офицерами для обучения в военных академиях и прохождении практики в частях, а также об обмене разведывательными материалами и оперативными планами генеральных штабов. В дальнейшем вопросы подготовки итало-германской агрессии против Франции обсуждались в том же 1937 году между Гитлером и Муссолини во время визита последнего с маршалом Бадольо в Берлине [203] .

Я, как представитель Генерального штаба, вместе с фельдмаршалом Листом, командовавшим в то время Дрезденским военным округом, по поручению Гитлера встретил Муссолини и Бадольо на границе и сопровождал их в поездке по Германии. Во время следования мы в вагоне в неофициальной беседе вновь обменялись мнениями об укреплении итало-германского военного сотрудничества. Во время основных военно-политических переговоров между Гитлером и Муссолини я тогда не присутствовал, а был лишь в качестве переводчика на обеде, данном Гитлером в часть Муссолини, на котором состоялся обмен мнениями только по общим вопросам.

В конце 1937 года, когда в основном была закончена германским Генеральным штабом подготовка к новой войне, я был переведен из Генштаба на командную должность, поэтому в дальнейшем не мог принять участия в разработке планов агрессии против других государств — Австрии, Чехословакии, Польши, Югославии, Греции и СССР, участвовал лишь в практическом осуществлении этих планов.

Вопрос: А Вы знали об этих планах?

Ответ: Да, знал. Припоминаю, например такой случай. В августе 1939 года в берлинском оперном театре «Кроль», состоялось собрание всех командиров полков германской армии, на котором с большой программной речью выступил Гитлер. В этой речи он еще раз высказал претензии Германии на «жизненное пространство», причем впервые публично заявил, что он намерен еще при своей жизни осуществить намеченные им планы.

Вечером в имперской канцелярии состоялся банкет, во время которого к столу Гитлера были приглашены 10 командиров полков, имевших высшие германские ордена, в том числе и я. Во время банкета Гитлер открыто заявил, что война против Польши неизбежна. Обращаясь к нам — офицерам, сидевшим за его столом, Гитлер при этом добавил, что если не найдется убедительных для мирового общественного мнения поводов к выступлению против Польши, то нам не трудно будет раздуть вопрос о Данциге и создать пограничные инциденты, которые могут послужить предлогом для нападения на Польшу.

Вопрос: Что Вам было известно о военных замыслах и планах нападения фашистской Германии на СССР?

Ответ: До осени 1939 года я об этом конкретно ничего не знал. Известно было, что проводившаяся в Германии усиленная пропаганда против большевизма, антикоминтерновский пакт и другие мероприятия национал-социалистической партии были направлены на идеологическую подготовку войны против СССР.

Правда с заключением в октябре 1939 года между Германией и СССР договора о дружбе и ненападении, открытая антисоветская пропаганда в Германии не проводилась до лета 1941 года, но это было тактическим приемом, рассчитанным на сохранение тайны момента внезапного нападения.

В ноябре 1939 года после возвращения из служебной поездки в Италию, где я по поручению германского Генерального штаба читал лекции офицерам и генералам итальянского Генерального штаба об опыте военного разгрома Польши, я был приглашен на обед в итальянское посольство в Берлине. Во время обеда, оказавшись наедине с присутствовавшим там Гиммлером, я обратился к нему с вопросом, как следует отнестись к заключению советско-германского договора о дружбе и ненападении?

Гиммлер мне ответил, что заключение договора отнюдь не означает отступления от основной программы национал-социализма — войны против русских, а является лишь тактическим приемом, рассчитанным на выигрыш времени и на маскировку подготовки нападения на Советский Союз. Я спросил Гиммлера, является ли это его личным мнением, или это официальная точка зрения германской политики. Он мне заявил, что это является неизменной целью политики германского правительства, и, в частности, Гитлера. Гиммлер при этом кратко охарактеризовал причины экспансии Германии на Восток, заявив мне, что Россия нам нужна как источник продовольствия, руды и нефти.

В октябре 1940 года я находился со своей 6-й горной дивизией в районе города Кан (Франция). Моя дивизия предназначалась для участия в десантных операциях против Англии, согласно плана германского Верховного командования, условно именовавшемуся «Морской лев» [204] .

В расположение дивизии прибыл тогда из Берлина в целях инспектирования командующий саперными войсками германской армии генерал Томас, в сопровождении своих сотрудников, в том числе своего начальника штаба, подполковника или майора Дорн, являвшегося моим старым приятелем. В беседе с одним из офицеров этой группы (фамилии не помню), последний в присутствии Дорна по секрету сообщил мне, что операции против Англии не следует рассматривать как главное, так как предстоят более важные и обширные операции на Востоке против России.

Два месяца спустя, в декабре 1940 года, при переброске моей 6-й горной дивизии из Франции на Балканы, проездом через Вену, я явился за получением боевого приказа к генералу танковых войск, командиру 40-го танкового корпуса Штумме, в подчинение которого поступала моя дивизия. Штумме вручил мне приказ и разъяснил задачи 5-й горной и моей, 6-й горной дивизий в походе против Греции. В основном речь шла о разведке и прорыве линии Метаксиса, причем для выполнения этой задачи мне был поставлен очень короткий срок.