Андрей Буровский - «Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России

В. И. Ленин первым произнес слова про «партию нового типа». Мол, все прежние были партиями болтунов, а вот эта — большевиков — преобразователи мира. Но ведь примерно таковы же и другие революционные партии: эсеры, анархисты, черносотенцы, десятки региональных местных. Большевики обычно отличаются от них в худшую сторону, но не всегда значительно.

В Российской империи есть, конечно, и «партии старого типа», наподобие европейских. Из крупных — кадеты и меньшевики. Остальные же, как на подбор — партии нового типа, не имеющие ничего общего с тем, что понималось под этим термином в Европе.

Это в первую очередь носители своего особого образа мира, который может не иметь ничего общего с образами мира других партий. «Партия нового типа» несет миссию: устроить мир «правильно», по своим «единственно верным» представлениям. Это не объединение тех, кому выгодно, а союз идейных, сплоченной железной дисциплиной орден борцов за идею, орудие преобразования мира.

В известном мне мире есть лишь одна аналогия таким «партиям нового типа» — религиозные партии древней Иудеи. В этой маленькой стране спорили садуккеи, фарисеи, ессеи, зелоты, секарии. Разъяснять разногласия между ними будет долго и не к месту, а тех, кто заинтересуется я отсылаю к другой своей книге. {154} 154 Буровский А. М. Евреи, которых не было. Книга 1. — М.: АСТ, 2004.

У греков, современников этих иудейских партий, тоже были и партии, и философские споры. Но партии — политические объединения — возникали у них на базе общих интересов, по отношению к чему-то очень простому, приземленному. Скажем, была в Афинах «морская» партия: в нее объединялись все, кормившиеся от моря — моряки, рыбаки, судовладельцы, торговцы заморскими товарами и рыбой. Эта партия считала, что накопленные в войнах средства Афин надо потратить на строительство новых кораблей. Была другая партия — эвпатридов-землевладельцев, и ее представители считали, что деньги государства надо тратить не на морские суда, а на поддержку тех, кто производит оливковое масло и вино. При этом никак нельзя сказать, что философские споры греков переставали волновать из-за столкновения и борьбы партий. Ни в коем разе! Греки сходились на главной площади города-государства, агоре, и спорили до хрипоты: из атомов состоит мир или все произошло из воды? Порой начиналась даже рукопашная — и таким способом «доказывались» философические истины.

Но никому их греков не приходило в голову написать трактат и доказать: раз мир порожден водой — значит, должна победить морская партия! Или — если мир состоит из земли, то и деньги надо потратить в интересах партии эвпатридов. Их партии были очень прагматичными и существовали независимо от философских споров про то, как и из чего возникла Вселенная. Греки отделяли материальное от идеального.

Иудейские же партии были идейными. Если Бог сказал так и мы правильно поняли Его слова, переданные через пророка — ничего не поделаешь, надо переделывать и весь материальный мир. Иудеи, сами того не ведая, изобрели феномен идеологии. А где идеология — там и раскол, вплоть до гражданской войны, потому что люди всегда принимают разные идеологии.

Насколько жестоко воевали между собой эти партии, показывает хотя бы такой факт: в 69 г. Веспасиана Флавия осуждали — почему он осаждает Иерусалим уже несколько месяцев и не хочет брать его штурмом?

— Зачем? — пожимал плечами тот. — Евреи скоро сами перебьют друг друга.

Так и получилось: зелоты резали верноподданных, секарии ополчились на фарисеев и саддукеев; когда в городе осталось не больше третьей части прежнего населения, сын Веспасиана, Тит, начал штурм, захватил город и сжег Иерусалимский храм.

«Партии нового типа» в Российской империи чем-то неуловимо напоминают эти еврейские религиозные партии. И у них нет ничего общего с политическими партиями Эллады, а равным образом — ничего общего с современными им европейскими. Они имеют не только свои политические, но и свои философские идеи, на основании которых убеждены, что обязаны переустроить мир. В этом переустройстве они не считают себя связанными нормами морали или закона. И выступают в политике как агрессивные, жестокие банды.

Сейчас очень трудно даже восстановить и ту пропаганду, которой пользовались большевики, и чаяния народных масс, с восторгом обрушивших в 1917 г. собственное государство. Трудно найти тексты, которые писались тогда, и понять, что же так воодушевляло людей.

Просто поразительно, как сильно владело массами ощущение, что их поколение живет в «конце времен», что «старый мир» умирает, что грядет перелом, катаклизм, катастрофа, и что из нее мир выйдет обновленным.

Это мироощущение очень хорошо выражено в текстах самых неожиданных авторов — от Валерия Брюсова до Адольфа Гитлера (один из них я предпослал этой части в качестве эпиграфа). Оба они очень любили обращаться к теме варварского мира, падения Римской империи, «конца времен» и всеобщего разрушения.

Это ощущение бессмысленности то ли прошлого, то ли настоящего порождало чувство бессмысленности и труда, и строительства семьи, и рождения детей… вообще любых проявлений нормальной человеческой жизни.

Тексты тогдашних идеологов революции чаще всего вызывают у современного человека недоумение. Во-первых, пресно и скучно. Странно, что такой чепухой могли увлекаться, зачитываться, вообще принимать ее всерьез. Во-вторых, очень странно видеть в числе рассказов Алексея Толстого и Ильи Эренбурга откровенно воспевающие бродяжничество и уголовный образ жизни. Потомкам будет не слишком просто понять и грешившего анархизмом Александра Куприна с его навязчивыми мечтами о «Всеземной анархической республике». {155} 155 Куприн А. И. Тост \\ Куприн А. И. Собр. соч. в 6 тт., т 4. — М.: 1958.

Персонажи «революционных» рассказов времен Первой мировой войны и революции с упоением жгут в топках паровозов «золотопогонную сволочь» и устраивают погромы в богатых квартирах. То есть пропаганда взывает к самым темным сторонам человеческого естества, она построена на ненависти к «хозяевам жизни», на стремлении совершать по отношению к ним какие угодно преступления.

Именно в эти годы Алексей Толстой написал и свою «Аэлиту». Красноармеец Гусев, лихо бегающий по Марсу и вполне серьезно собирающийся то ли учредить на Марсе советскую власть, то ли присоединить Марс к РСФСР — персонаж с таким агрессивным зарядом, что никакая «белокурая бестия» ему и в подметки не годится.

Сложность в том, что разваливать государства, науськивая одну часть народа на другую, можно, а вот строить и охранять государства таким способом — никак не получится.