Владимир Губарев - Тайны Гагарина. Мифы и правда о Первом полете

Для многих из тех, кто 4 октября 1957 года был на Байконуре и видел, как уходил в небо первый искусственный спутник Земли, отсчет космической эры человечества начался со звуков горна, прозвучавшего за несколько минут до старта.

Неожиданно – это не предусматривал график подготовки к пуску – на опустевшей стартовой площадке появился трубач. Запрокинул голову, поднес к губам горн.

Одним эти звуки напомнили о Первой конной, о минувшей войне, о прожитых годах.

Другим показалось, что горнист провозглашает будущее, о котором так долго они мечтали и во имя которого они не щадили себя.

Ни перед одним из запусков, на которые столь богаты минувшие годы, не появится на стартовой горнист. Он был здесь единственный раз 4 октября 1957 года, соединив для людей, открывших космическую эпоху, прошлое с будущим.

У летчиков праздник. Товарищи по службе поздравляли молодых – Юрия и Валентину Гагариных. Один из тостов прозвучал символически:

– Космического счастья вам, друзья!

В этот день шел праздничный правительственный прием. Были на нем и те ученые и конструкторы, которые только что вернулись с Байконура. Звучали тосты.

– За полет человека! – предложил кто-то.

Королев нахмурился.

– Рано, – сказал он, – только начинаем путь в космос.

До старта Юрия Гагарина оставалось 3 года 5 месяцев и 6 дней.

«Осень на Севере наступает рано. Надо было заготовить на зиму топливо. И мы с Валей по вечерам пилили дрова, потом я их колол и складывал в поленницу. Хорошо пахнут свеженаколотые дрова! Помашешь вечерок колуном, и такая охватит тебя приятная усталость – ноет спина, побаливают руки, аппетит разыграется к ужину, и спишь потом беспробудно до самого утра».

Заполярье. Юрий Гагарин много летает, а в свободные вечера читает вслух. Особенно нравится Сент-Экзюпери и его «Ночной полет».

«…Он летел, и казалось, что все звезды принадлежат ему».

А в конструкторском бюро, которым руководил Сергей Павлович Королев, уже начал рождаться корабль, который вынесет его, Юрия Гагарина, к звездам.

В течение трех лет я работал над телефильмом «Космический век. Страницы летописи». Одна из страниц была посвящена созданию «Востока». Со многими людьми довелось беседовать, придирчиво расспрашивал я их о «дате рождения корабля», но установить точно определенный день так и не удалось: по-разному вошел «Восток» в судьбы проектантов и конструкторов, многие из которых спустя годы стали прославленными летчиками-космонавтами СССР.

Константин Феоктистов, Олег Макаров, Виталий Севастьянов, Владимир Аксенов, Георгий Гречко… Инженеры и космонавты. Впрочем, в ту осень 58-го они и не думали, что самим придется летать на тех самых космических аппаратах, которые создавались в КБ, но их путь в космос начался именно в те годы, когда создавался «Восток».

– Еще в 57-м году начались работы поискового плана, – вспоминает Константин Феоктистов. – Там работали несколько человек. Было два направления. Первое: так называемый «суборбитальный полет». Это просто подъем на ракете вверх, потом спуск – сначала просто падение, потом торможение в атмосфере и раскрытие парашюта, приземление. Позже именно этим путем пошли американцы.

Второе направление более фантастическое. Всерьез рассматривался крылатый аппарат, на котором можно было бы возвращаться на Землю. Я сразу включился в работу этой группы… Сначала, естественно, больше нравился крылатый аппарат, и мне казалось, что тут все более или менее ясно. Ясно, как выбрать параметры, радиус затупления на крыльях, ясно, что он должен был иметь очень тупые крылья, чтобы поменьше были тепловые потоки и легче было решить вопрос с их защитой… Но потом все это направление было отметено, потому что стало ясно, что крылатый аппарат значительно сложнее, чем кажется на первый взгляд, – ведь он должен был бы проходить гигантский диапазон температур…

Константин Петрович рассказывал об этой идее очень подробно: видно, до нынешнего дня ему нравился «крылатый аппарат», и он сожалеет, что в те годы не удалось технически реализовать эту идею – невозможно было, ведь наука о космосе только начинала свой взлет.

– Значит, с точки зрения, скажем, формы, – продолжал Феоктистов, – мы рассматривали самые фантастические варианты, начиная с самых простых: конус, конус хвостом вперед, комбинация сферы с цилиндром, зонтик, чтобы увеличить площадь сопротивления и тем самым быстрее затормозить и снизить тепловые потоки, что действительно получилось и перегрузки при этом снижались, но вес конструкции, конечно, стремительно разрастался… И наконец, в апреле пришло озарение, родилась мысль, что самое простое – сфера. Сфера – это было самое интересное. Я считаю, что это решающая мысль, которая дала возможность нам выйти вперед… Поскольку корабль предназначался для одного человека, то, зная размеры тела, приблизительно определили размеры аппарата, затем начали размышлять, как обеспечить приземление, мягкую посадку. В апреле основные принципы были сформулированы, в мае были уже оформлены некоторые расчеты, графики, эскизы, и в конце месяца мы доложили о своих предложениях Сергею Павловичу.

Это была одна из приятных встреч. – Константин Петрович улыбается. – Видно было, как он сразу все понял и загорелся… Затем было несколько сражений, мы их выиграли, и в ноябре 58-го состоялся совет Главных конструкторов, который принял решение о том, чтобы сразу ориентироваться на создание спутника для полета человека.

Небольшое отступление. Феоктистов рассказывал о первых этапах рождения «Востока». Для него, естественно, главные события начались в 58-м, когда он начал работать в КБ. Но многие из его соратников и друзей дату рождения космического корабля относят еще к довоенному времени. Так считает Борис Викторович Раушенбах.

– Я начал работать с Сергеем Павловичем, – говорит он, – в 37-м, то есть задолго до войны. Нас было человек семь – я имею в виду инженеров. Ну а затем был рядом с Королевым до его смерти. И что любопытно, за эти годы характер его не менялся. Когда он командовал нами семью и когда в конце своей жизни огромными коллективами, фактически целой отраслью… Я сказал бы, что у него был характер полководца. Он не выдвигал каких-то гениальных идей, технических или научных, но он умел увлечь, поставить четкую задачу, потребовать ее выполнения. Он умел выбирать из множества предлагаемых ему вариантов оптимальный. Были, конечно, и у него ошибки, но в подавляющем большинстве случаев выбор был верен. Все это, вместе взятое, мне кажется, и привело к тому, что мы под его руководством достигли очень многого.

Теперь о спутнике и корабле, – продолжает Раушенбах. – Сам по себе спутник – с точки зрения науки и техники – ничего особенного не представляет. Запуск его был триумфом ракетоносителя, созданного Королевым и его коллективом. А спутник – всего лишь доказательство, что такая ракета существует… О «Востоке». Он начался почти одновременно со спутником – я имею в виду конструирование аппарата. А над кораблем Королев думал еще до войны. Ведь он тогда проектировал планер с ракетным двигателем, который мог бы летать в стратосфере. После войны были пуски вертикальных ракет с животными, где отрабатывались многие вопросы, связанные с созданием корабля для полета человека. Впрочем, прежде чем появился «Восток» как таковой, надо было решить огромное количество проблем…