Григорий Панченко - Луки и арбалеты в бою

Упоминание об «элитном классе» тут не фигура речи: обычный лучник не обладал такой широтой выбора. Другое дело, что в монгольском войске стрелок высокого уровня обычно вскоре попадал в командный состав (не обязательно высокого уровня), но в результате этого вовсе не отходил от практики лучной стрельбы в боевых условиях!

При таком наборе боеприпасов сам лук, конечно, тоже был повышенного качества. Скорее всего не просто с положенной долей костяных и роговых накладок плюс оклейка сухожилиями, но еще и с жесткими концевыми вкладышами, у основания которых обычно расположены дополнительные упоры для тетивы [13]. Такие вкладыши, заметно увеличивая угол натягивания тетивы, в момент «рефлексивно-взрывного» распрямления лука вдобавок резко поддергивают ее вперед, придавая стреле дополнительный импульс. Тетива именно в подобных случаях употребляется жильная, способная упруго растягиваться (что далеко не для всех типов тетивы желательно!).

Похоже, эта ее способность к «удлиннению» на определенной фазе выстрела и дала название луку, столь же элитному, как колчан – точнее, определяемый колчаном набор стрел.

Описаний, в которых прямо и недвусмысленно фигурирует пробитый стрелой доспех, нам не удалось найти. Скорее наоборот: человек, облаченный в полный (именно полный!) доспех, считает себя гарантированно неуязвимым (стрелой! О копье – отдельный разговор!) – во всяком случае, на одоспешенных участках.

Доспехи как таковые – опять-таки тема не отдельной главы, но отдельной книги. Все же чуть-чуть пройдемся по ним с «противострельной» точки зрения.

Фрагмент обширного иллюстрированного кодекса, созданного в Японии сразу после отражения войск Хубилая. В целом монголы облачены довольно разномастно: наборные панцири, кольчуги, но в основном – «мягкие» доспехи. Луки есть у всех, копья – у многих, вне зависимости от «железности». Все типы доспехов так или иначе оказываются уязвимы для монгольских стрел, хотя «мягкие», конечно, больше. В свою очередь и японцев броня защищает лищь отчасти: например, кольчужный лучник только что пригвоздил оставшемуся «за кадром» самураю ногу к лошадиному боку сквозь наколенник хиза-ёрои

В «Сокровенном сказании» упоминается, как Чжамуха, готовясь к битве, надевает сначала доспех из мягких материалов («хатангу дегель» – «кафтан, прочный, как закаленное железо»), а поверх него – «худесуту хуяг», ламеллярный или ламинарный доспех. А в описании облаченного для битвы Чингисхана фигурирует «обливающий» все тело доспех, в котором не найти места, чтобы «иглу, шило просунуть».

Похоже, перед нами опять-таки указание прежде всего на «противострельность»: стремление не оставить узкому бронебойному жалу никакой лазейки – а если оно все же смогло пробить «скорлупу» верхнего доспеха [14](в элитных вариантах представлявшего собой тот или иной тип наборной брони из пластин действительно закаленного железа), то должно было увязнуть в нижнем. Разумеется, в рядовых доспехах использовался одинарный слой бронирования, из самых разных материалов, включая «природные». Не всегда легко понять, о чем речь, поскольку термин «прочный, как закаленное железо» и «легкий, но все же непробиваемый» сплошь и рядом бывал метафорой, относимой к боевому кафтану или усиленному халату. Впрочем, не такая уж и метафора, если этот «кафтан» был китайским доспехом (особенно после того, как в руки монголам стали попадать китайские арсеналы вместе с работающими на них мастерами), представляющим собой «бронепакет» слоеной кожи, по прочности соизмеримый с кевларом.

Но это уже «броня вообще», а не противострельная защита. Равно как и вопрос об использовании одоспешенных лошадей.

Ладно, скажем несколько слов и об этом, но – только в связи с лучной стрельбой. ВСЕ варианты «полного бронирования» (лошадь – от крупа до морды, всадник – от ступень до глаз; впрочем, такое сочетание «в одном комплекте» приходится скорее реконструировать, а то и домысливать: реально мы скорее видим очень плотно бронированных всадников на «голых» лошадях. А вот на лошадях прилично бронированных восседают воины в броне среднего типа, не полностью закрывающей лицо и руки) предполагали сохранение в боекомплекте лука и умения им пользоваться. Доля по-настоящему тяжеловооруженных всадников в монгольской армии и тактика их использования в ходе сражений – очень дискуссионный вопрос: тут мы почти полностью пребываем на территории несогласных друг с другом реконструкций. Доминирующим сейчас является мнение, что эта тактика была диаметрально противоположной той, которую применяло европейское рыцарство: тяжелая конница наносила удар не в начале сражения, а, наоборот, в финале, завершая битву. Противник на тот момент уже долго «обрабатывается» силами всего остального войска, в основном за счет лучной стрельбы (осуществляемой прежде всего легко– и средневооруженными всадниками), понес большие потери в людях и особенно конях, в значительной мере дезорганизован, но продолжает держаться. Тут у большинства кочевых армий и наступала «патовая ситуация», которая вполне могла стать переломным этапом: они, даже понеся минимальные потери, тоже дезорганизованы долгим боем, растратили силы коней и запас стрел (пускай хотя бы только тех, что с собой прямо сейчас: даже если при седле запасного коня, которого помощник держит где-то в тылу, и есть еще пара колчанов – поди доберись до них, не разваливая структуру боя). И если враг, даже почти проигрывающий, все-таки устоит, а то и перейдет в контрнаступление…

В армии Чингисхана с вопросами сохранения организованности обстояло лучше, чем где бы то ни было, что допускало и возможность «поэскадронного» отхода в ближний тыл (максимум – считаные километры: за соседним холмом) с тем, чтобы пересесть на свежих коней, довооружиться и вернуться на поле боя. Однако даже для такой армии этот момент достаточно неприятен. Вот тут и пригодится тяжелая кавалерия, немногочисленная (хотя тут кто как считает: Соловьев и Худяков, во многом не единомышленники, согласны насчет относительно малой доли тяжеловооруженных и их зачастую «не полной» бронированности – а вот Горелик полагает иначе), но составляющая ударный кулак всей армии.

Практически все реконструкторы склонны считать, что ее атака была решающей и могла коренным образом изменить ход сражения, причем панцирная кавалерия буквально врезалась в ослабленные вражеские ряды, нанося копейный удар (пускай он и не сродни встречному соударению взаимно атакующих всадников, как то практиковалось у рыцарства), а потом довершая дело клинками и булавами. После чего, когда противник, наконец, не выдерживал и обращался в бегство, начинался финальный этап: монголы активно преследовали отступавших, нанося им огромные потери, иногда даже большие, чем во время самой битвы. Это в основном осуществлялось уже силами легкой конницы, во время предшествующего боя выполнявшей в основном вспомогательные задачи, а потому сохранившей свежих коней.