Сергей Нечаев - Три д'Артаньяна

Как видим, местом назначенного бала был замок Сен-Жермен, находившийся в двадцати километрах от Парижа и служивший до перевода двора в Версаль королевской резиденцией. Это был любимый замок Людовика XIII, и именно тут был рожден Людовик XIV.

Внешне вполне милое письмо короля привело Анну в неописуемый ужас. Все висело на волоске: честь, корона, сама ее жизнь, возможно. Герцогиня де Шеврёз посоветовала королеве прикинуться на несколько дней больной и послать гонца в Лондон, к герцогу Бэкингему. Но кардинал де Ришелье предусмотрел это: королева мгновенно была лишена почти всех преданных ей слуг, во всяком случае, тех, чье отсутствие могло бы остаться незамеченным.

Впрочем, кардинал не учел только одного: фактическим правителем в Англии был Бэкингем, и он мог организовать все, что ему было угодно.

В результате произошло следующее.

Утром того дня, когда должен был состояться бал, герцогиня де Шеврёз влетела в спальню королевы и, задыхаясь от волнения, воскликнула:

— Ваше величество, вы спасены!

Это Бэкингем прислал посыльного с футляром, в котором лежали подаренные ему подвески и письмо, в котором говорилось:

«Заметив пропажу подвесок и догадываясь о злоумышлениях против королевы, моей владычицы, я в ту же ночь приказал запереть все порты Англии, оправдывая это распоряжение мерой политической… Король одобрил мои распоряжения. Пользуясь случаем, я приказал изготовить новые подвески и с болью в сердце возвращаю повелительнице то, что ей угодно было подарить мне».

Перед самым балом кардинал нашептал королю, что нужно обязательно проследить, наденет ли королева его алмазные подвески. Король, не отличавшийся сдержанностью, уже готов был одарить супругу пощечиной, но та проявила удивительное хладнокровие и предъявила мужу подвески «в целости и сохранности». Король ничего не понял, но сразу остыл, а кардинал был посрамлен.

Была ли на самом деле интрига с подвесками, никто точно сказать не сможет.

Биограф кардинала Франсуа Блюш, например, уверен, что «история с подвесками совершенно абсурдна». Обосновывая свое мнение, этот известный историк задается вопросом: «Как в 1625 году, через год после своего вхождения в Королевский совет, только лишь терпимый королем, но еще не любимый им, министр мог бы из мести королеве обвинить ее перед супругом?»

Однако если эта история и имела место, упрямые факты говорят о том, что события просто не могли выстроиться так, как мы привыкли думать после прочтения «Трех мушкетеров». Хотя бы потому, что, отправься д’Артаньян в реальной жизни в Англию, находившуюся тогда на грани войны с Францией, в живых бы ему точно не остаться.

В завершение этой истории хотелось бы сказать, что любовь Анны Австрийской и герцога Бэкингема по праву можно было бы назвать «романом века». В самом деле, вряд ли можно назвать другую пару, которая бы так дорого заплатила за несколько непродолжительных встреч. К тому же на фоне повседневной придворной жизни тех времен, когда супружеская верность отнюдь не считалась добродетелью, то, что произошло между ними, выглядело просто-таки наивной идиллией.

Отношения с французской королевой позволили герцогу Бэкингему стать именно таким, каким мы его знаем, благодаря фантазии Александра Дюма. В самом деле, герцог остался в памяти потомков именно благодаря любви, из-за которой, возможно, он и погиб. При этом почти никто уже и не знает о том, что начинал этот красавец… Право слово, превратиться из жалкого придворного угодника в политика, а из наложника — в благородного рыцаря мало кому удавалось…

Джорджу Вильерсу, «отпрыску бедного провинциального дворянина и горничной», это удалось.

Роман «Двадцать лет спустя» начинается такими словами:

«В одном из покоев уже знакомого нам кардинальского дворца, за столом с позолоченными углами, заваленным бумагами и книгами, сидел мужчина, подперев обеими руками голову.

Позади него в огромном камине горел яркий огонь, и пылающие головни с треском обваливались на вызолоченную решетку. Свет очага падал сзади на великолепное одеяние задумавшегося человека, а лицо его освещало пламя свечей, зажженных в канделябрах.

И красная сутана, отделанная богатыми кружевами, и бледный лоб, омраченный тяжелой думой, и уединенный кабинет, и тишина пустых соседних зал, и мерные шаги часовых на площадке лестницы — все наводило на мысль, что это тень кардинала Ришелье оставалась еще в своем прежнем жилище.

Увы, это была действительно только тень великого человека! Ослабевшая Франция, пошатнувшаяся власть короля, вновь собравшееся с силами буйное дворянство и неприятель, переступивший границу, свидетельствовали о том, что Ришелье здесь больше нет.

Но еще больше утверждало в мысли, что красная сутана принадлежала вовсе не старому кардиналу, одиночество, в котором пребывала эта фигура, тоже более подобавшее призраку, чем живому человеку: в пустых коридорах не толпились придворные, зато дворы были полны стражи; с улицы к окнам кардинала летели насмешки всего города, объединившегося в бурной ненависти к нему; наконец, издали то и дело доносилась ружейная пальба, которая, правда, пока велась впустую, с единственной целью показать караулу, швейцарским наемникам, мушкетерам и солдатам, окружавшим Пале-Рояль (теперь и самый кардинальский дворец сменил имя), что у народа тоже есть оружие.

Этой тенью Ришелье был Мазарини».

Имя этого человека потом много раз будет упоминаться в романе, а также в романе «Виконт де Бражелон». Именно благодаря Александру Дюма Мазарини стал знаком миллионам читателей, и в этом, несомненно, заслуга писателя. Однако у Дюма образ Мазарини весьма и весьма далек от реальной действительности. Дело в том, что Дюма придал Мазарини некие карикатурные черты, словно списанные с сатирических памфлетов XVII века. Позиция писателя очевидна: для него кардинал де Ришелье был личностью и именно сравнение с ним заставляет его шаржировать (порой чрезмерно) образ Мазарини, чтобы читатели не сомневались — вот КТО противостоял благородным и отважным мушкетерам раньше и кто противостоит им сейчас…

На поверку же Джулио Мазарини был гораздо более неоднозначным и интересным человеком, чем тот, что предстает перед нами в произведениях Александра Дюма. Прежде всего, он был достойным продолжателем дела кардинала де Ришелье, и именно он воспитал Людовика XIV как прочно вошедшего в историю государственного деятеля. Это дало основание очень многим историкам считать, что «значение личности и деятельности Мазарини трудно переоценить», что «мир Мазарини — это его эпоха, а он сам — ее олицетворение», что «Мазарини — захватывающий спектакль, игра ума, превосходившего все, что имело место при его жизни и после его смерти».