Сергей Нечаев - Три д'Артаньяна

После этого де Бассомпьер, не говоря ни слова, взял со стола деньги, подошел к окну и выбросил их находившейся во дворе прислуге. Возвратясь к столу, он вынул из кармана кошелек и высыпал на стол пистоли.

Полковник был хорошим игроком и обожал играть по-крупному. Больше всего ему везло в игре с герцогом де Гизом, у которого он каждый раз выигрывал не менее пятидесяти тысяч экю. {10} 10 Экю равнялись шести ливрам. Однажды супруга герцога предложила де Бассомпьеру пожизненный пенсион в десять тысяч экю с тем, чтобы он не играл более с ее мужем.

— Ах, сударыня, — ответил де Бассомпьер, — я от этого много потеряю! Говорят, что танцы были единственным делом, которым де Бассомпьер не овладел в совершенстве. По этому поводу герцог де Монморанси однажды позволил себе посмеяться над ним на одном из балов.

— Это правда, — заметил Франсуа де Бассомпьер, — что у вас в ногах способностей больше, нежели у меня, зато у меня в голове их больше, нежели у вас!

— У меня нет особой остроты в словах, зато у меня есть острая шпага! — воскликнул оскорбленный герцог.

— Да, я это знаю, — все так же спокойно сказал де Бассомпьер, — ее вам передал Великий Ан. Этот ответ, говорящий об удивительном остроумии Франсуа де Бассомпьера, нуждается в пояснении. Дело в том, что будущий маршал ловко обыграл одинаковое звучание слов Anne (одно из имен герцога де Монморанси) и âne (по-французски — осел). Дело чуть было не завершилось дуэлью, но противников вовремя остановили. Приведенные эпизоды наглядно свидетельствуют о том, что Франсуа де Бассомпьер был человеком веселым и не лез за словом в карман. По словам современника тех событий Жедеона Таллеман де Рео, «маршалу было от кого унаследовать любовь к женщинам, а также привычку к острословию, ибо его отец отличался и тем и другим».

После смерти Генриха IV де Бассомпьер приобрел расположение королевы Марии Медичи, которая в 1614 году сделала его главнокомандующим швейцарскими наемными войсками. На этой должности он, по свидетельствам современников, проявил себя «куда заметнее, чем его предшественник». Тем не менее при несогласиях, возникших между Марией и ее сыном, он принял сторону короля и немало содействовал низвержению королевы.

Герцог де Сен-Симон утверждает, что взаимные симпатии Людовика XIII и Франсуа де Бассомпьера были основаны на их любви к охоте и последний был единственным дворянином, которому доводилось пить вино из королевской фляги. Самого де Сен-Симона, говорят, Людовик XIII сделал герцогом только за то, что тот на охоте никогда не брызгал слюной в его охотничий рог, но при этом он жутко ненавидел соплю герцога Белльгарда, губернатора Бургундии.

Жедеон Таллеман де Рео рассказывает такой случай. Герцог Белльгард был храбр, галантен и очень красив. Благодаря красивому голосу он хорошо пел, чисто одевался и был весьма изящен в разговоре. Но, несмотря на все это, из-за чрезмерной привязанности к табаку «к тридцати пяти годам на носу у него постоянно висела сопля». С годами эта неприятность только усиливалась. Однажды Людовик XIII не выдержал и обратился к де Бассомпьеру:

— Маршал, сделайте мне одолжение, поставьте в известность Белльгарда, что его сопля меня стесняет. — Ради бога, сир! — воскликнул де Бассомпьер. — Я умоляю ваше величество возложить на кого-то другого эту честь… — Тогда найдите средство достичь моей цели, — настаивал король. — Но это очень просто, — сказал де Бассомпьер, — как только Белльгард появится при вашем утреннем туалете, вам нужно будет лишь приказать всем высморкаться. Король не преминул последовать рекомендации своего советника. Как бы то ни было, Франсуа де Бассомпьер получил не только маршальский жезл, но и стал затем посланником в Испании, в Швейцарии и в Англии, причем во всех этих заграничных миссиях он показал себя весьма эффективным дипломатом, способным всегда и везде «найти средство достичь королевской цели». Все тот же Жедеон Таллеман де Рео, говоря о маршале де Бассомпьере, отмечает, что он «был очень ловок и всегда был занят какими-нибудь делами. При дворе не было никого другого, кто бы жил на столь широкую ногу и кто бы так заботился о своих людях». По возвращении во Францию маршал покрыл себя славой при осаде гугенотской Ла-Рошели. Интересно отметить, что под Ла-Рошелью свои права на командование армией под непосредственным начальством короля предъявляли сразу два маршала — господа Франсуа де Бассомпьер и Анри де Шомбер. Кардинал де Ришелье опасался, что де Бассомпьер, гугенот в душе, будет весьма слабо действовать против англичан и ларошельцев, своих собратьев по вере. Однако король рассудил иначе: чтобы предотвратить уход де Бассомпьера и де Шомбера из армии, он поручил каждому из них командование самостоятельным отрядом, причем де Бассомпьеру достался северный участок фронта, а де Шомберу — южный.

Считается, что Франсуа де Бассомпьер был женат на принцессе де Конти. Во всяком случае, он имел от нее сына по имени де Латур-Бассомпьер, которого держал при себе. Этот юноша был весь в отца. На одной дуэли он получил в противники человека, лишившегося некогда правой руки и действовавшего левой. Чтобы лишить себя явного преимущества, де Латур-Бассомпьер привязал себе правую руку, хотя ему и говорили, что его противник имел время научиться владеть левой, и они дрались левыми руками, что не помешало сыну маршала ранить своего соперника.

Во время владычества кардинала де Ришелье Франсуа де Бассомпьер примкнул к одному из заговоров, навлек на себя его ненависть и был в 1631 году брошен в Бастилию. Впрочем, слово «брошен» весьма неточно передает случившееся. По тогдашним обычаям, обвиняемому лицу присылали на дом письменное уведомление с требованием явиться в Бастилию.

О Бастилии вообще ходит слишком много легенд, хотя на самом деле не было ни ее «штурма» восставшими парижанами, ни «зловещей темницы», от одного упоминания о которой дрожали в ужасе все французы. На самом деле содержание Бастилии стоило недешево. Надо было выплачивать жалованье не только коменданту и офицерам, но еще и врачу, хирургу, аптекарю, парикмахеру, духовнику, четырем надзирателям, четырем поварам и повивальной бабке — все они были служащими Бастилии. По сравнению с количеством заключенных эти расходы были просто огромными, так как большинство так называемых камер пустовало. Да и содержали в Бастилии одних лишь знатных особ, представлявших собой высшие круги общества (герцогов, маршалов, членов королевской семьи). Не было никаких цепей и мрачных подземелий, а немногочисленные заключенные жили в хороших комнатах и могли свободно передвигаться по всему зданию. При них были слуги, они могли навещать друг друга, нередко их даже выпускали в город.