Сергей Кремлев - Россия и Германия - стравить ! (От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона)

У Трафальгарской колонны Нельсона непрерывно шел поставленный с размахом балаган по записи добровольцев на фронт. В результате "китченеровская" армия (названная так по фамилии военного министра Г. Китченера) вырастала на глазах: за год с 200 тысяч до 1 миллиона.

Соответственно росло и военное производство, чему очень способствовал принятый сразу после начала войны "Декрет о защите государства".

Соответственно возрастали и централизация, контроль капитала за жизнью страны, ставшие приметой новой эпохи. Ранее хоть умирать можно было по своему выбору. Теперь и этой "демократической свободы" европейца все более лишали. И война, и тыл приобретали черты тотальности.

А в итоге росли прибыли элиты, то есть то, ради чего весь сыр-бор усиленно и разжигали.

В списке акционеров только одного оружейного концерна Армстронга, который с начала века выплачивал дивиденды не менее 10, а то и 15%, были имена шестидесяти представителей знати или их жен, сыновей, дочерей, пятнадцати баронетов, двадцати сэров-рыцарей, восьми членов парламента, пяти епископов, двадцати крупных офицеров и восьми журналистов. Война компании могла принести одно - повышение годовых доходов в три, пять, а то и в десять раз. Было из-за чего стараться!

Английский журнал "Экономист" 13 февраля 1915 года, уже во время войны, в испуге проговорился: "Филантропы выражают надежду, что мир принесет международное ограничение вооружений. Но те, кто знают, какие силы фактически направляют европейскую дипломатию, не увлекаются никакими утопиями"...

Сэр Эдуард Грей утопиями не увлекался. Он и его патроны прекрасно понимали, что начинать войну имеет смысл только тогда, когда против Германии будет воевать Россия.

Сараево было воспринято различными кругами по-разному. Убийство наследника австрийского престола можно было, конечно, счесть за "casus belli", то есть повод к войне. Но вначале Европа отнеслась к нему с явным безразличием. Николай II в своем дневнике об этом событии не упомянул ни словом. В Кронштадте тогда гостила английская эскадра с королем Георгом V на борту, и царь оставил для истории лишь сведения о байдарочных катаниях и завтраках с Georgie.

Франция, правда, обсуждала убийство с жаром, но не эрцгерцога и его жены, а редактора "Фигаро" Кальметта, павшего от руки мадам Кайо, жены французского министра финансов и лидера радикальной партии Жозефа Кайо. (Скажем в скобках, что Кальметт опубликовал интимные письма Кайо в целях дискредитации).

На Кайо нападала не только "Фигаро", но и вся консервативная, клерикальная (то есть церковная) и умеренно-республиканская печать. И нападала по той простой причине, что Кайо, до того послушный, с какого-то момента начал очень мешать финансистам со своей идеей прогрессивно-подоходного налога. Кстати, в 1912 году Кайо "ставили на вид" и слишком дружественный тон по отношению к Германии. Его счастье, что в придачу к ненависти банкиров он имел еще и любовь незаурядной женщины. Во Франции это было кое-что, и мадам Кайо оправдали.

Франц-Фердинанд был убит 28 июня, а только 23 июля - через месяц посланник Австрии в Белграде барон Гизль вручил австрийский ультиматум Сербии.

"Пти Паризьен" уделяла теме убийства герцога ровно вдвое меньше внимания, чем мадам Кайо. В Германии и Австрии видные военные в июле убыли в отпуска, чтобы не добавлять "электричества" в июльскую атмосферу, и без того бога тую грозами.

Во Франции промышленники и коммерсанты получали наличные доходы золотыми луидорами и золотом же расплачивались. Эдуард Ротшильд в загородном замке Лафферьер закатывал костюмированные персидские балы. А ранним летом 1914 года "весь", то есть избранный, Париж увидел бал драгоценных камней.

Супердамы заранее обменялись драгоценностями, чтобы блеснуть в прямом смысле слова платьем цвета камней, украшавших его сверху донизу. Очевидец писал: "Красные рубины, зеленые изумруды, васильковые сапфиры, белоснежные, черные и розовые жемчуга сливались в один блестящий фейерверк. Но больше всего ослепляли белые и голубые бриллианты".

Когда война стала фактом, то раздалось хоровое: "Как неожиданно!", "Война застала нас врасплох!". Французский еженедельник "Симан Финансир" 1 августа писал: "Понадобилась только неделя, чтобы привести Европу на грань катастрофы, еще невиданной в истории".

Значит, капитал провел свою многолетнюю работу квалифицированно и аккуратно. И при чем здесь "неделя", если французский посол в Сербии еще в 1911 году жаловался: "Французская держава по каждому пункту в мире поставлена в распоряжение к ле Крезо"?

А вот еще одна "капля", в которой отражена эпоха... В августе 1913 году на 9-й конференции начальников Генеральных штабов Франции и России (тогда это были Жоффр и Жилинский) Жоффр потребовал во имя скорейшей концентрации русских войск для наступления на Германию проложить тысячи (!) километров новых железнодорожных путей - удвоить линии Барановичи-Пенза-Ряжск-Смоленск; Барановичи-Сарны-Ровно; Лозовая-Полтава-Киев-Ковель и по строить новый двухколейный путь Рязань-Тула-Варшава.

Еще до 9-й конференции по требованию французов был учетверен участок Жаб инка-Брест-Литовск ("каких-то" сто километров) и построен двухколейный путь Брянск-Гомель - Лунинец-Жабинка (тут уже этих километров набиралось с тысячу).

Жабинка, Барановичи, Лунинец, Сарны, Ковель, Ряжск... Болотные, лесные, захолустные места... Тогдашнее экономическое значение - ноль. Зато "стратегически важные на правления". На экономических картах маленькие точки бесследно проваливались в крупноячеистую сетку параллелей и меридианов, однако на картах штабных они занимали место самое почетное.

Нашей русской экономике очень пригодились бы тысячи стальных километров для объединения в целостный комплекс промышленных районов, житниц хлебных и рыбных, зон лесных и степных, А вместо этого - по воле чужеземного золотого клана и во имя его - русские мастеровые прокладывали по болотному бездорожью пути в никуда...А точнее - пути в вой ну. Загодя!

Нет, сказать, что все произошло так уж неожиданно, было бы опрометчиво. В январском номере органа военного министерства России "Разведчик" за 1914 год военный министр В.А. Сухомлинов писал: "Мы все знаем, что готовимся к войне на западной границе, преимущественно против Германии. Не только армия, но и весь русский народ должен быть готов к мысли, что мы должны вооружиться для истребительной (слог-то каков, читатель! - С.К.) войны против немцев и что германские империи должны быть разрушены, хотя бы пришлось по жертвовать сотнями тысяч человеческих жизней".

Это была, конечно, не только антигерманская, но и антирусская провокация. А разве не такой же провокацией было требование Пуанкаре расходовать французские кредиты на строительство стратегических железных дорог к германским границам? И разве не провокацией стал визит "Пуанкаре-войны" в Россию после Сараевского убийства?