Александр Шубин - 1937. АнтиТеррор Сталина

В стране развернулась охота на террористов и другие контрреволюционные элементы. В первом полугодии 1935 г. по политическим делам было осуждено 9877 человек, во втором — 14 860, а до 20 марта 1936 г. — уже 7450 человек. Причем большинство осужденных были не террористами, а «контрреволюционными агитаторами». Их процент вырос с 46,8 % в первом полугодии 1935 г. до 87,2 % в феврале 1936 г. [271] Советское руководство. Переписка. С. 322–323. Народ роптал, и этот ропот, по мнению Сталина, был питательной почвой для терроризма. Материалы Наркомата юстиции РСФСР подтверждали это: по делам о контрреволюционной агитации в первой половине 1935 г. «установлено одобрение подсудимыми террористического акта и высказывания террористического порядка в отношении руководителей партии и правительства» [272] Там же. С. 323. — сигнализировал Сталину нарком Н. Крыленко. При этом он предлагал более осторожно относиться к арестованным за критику отдельных недостатков (например, «кооперативы плохо торгуют»). Предложения Крыленко поддержал только что назначенный прокурор СССР А. Вышинский. Государство сосредоточивалось на борьбе с терроризмом.

В феврале 1936 г. были проведены массовые аресты троцкистов. Начался отбор подсудимых для следующего процесса. Допросы позволили вскрыть связи троцкистов и зиновьевцев, которые действительно были восстановлены в 1932 г. Отфильтровав нужный «материал», «неисправимых» троцкистов расстреляли в октябре 1936 г. 20 мая было решено ссыльных троцкистов заключить в лагеря на 3–5 лет (пока). Послушные «террористы» давали те показания и в тех формулировках, которые от них требовались. Например, из показаний М. Яковлева: «Каменев сказал, что центром решено подготовить и совершить убийство Сталина в Москве и Кирова в Ленинграде, и предложил мне совершить террористический акт над Кировым». Следователи рисовали картину, в которой к Кирову одновременно неслась целая толпа убийц, чуть ли не спотыкаясь друг о друга. При этом Каменев аккуратно информировал потенциальных убийц Кирова друг о друге (видимо, чтобы следователям потом было удобнее работать) [273] Лубянка. Сталин и ВЧК — ОГПУ-НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936. С. 760–761. . Следователи сочиняли и более фантастические истории о том, как письмо Троцкого с директивой об убийстве Сталина и Ворошилова троцкисты везут Мрачковскому в Новосибирск, чтобы он оттуда управлял заговором [274] Там же. С. 765. . Следователей можно понять — к террористическому заговору нужно было привлечь людей, которые давно находились в ссылке.

Впоследствии «разоблаченного врага народа» Ягоду обвиняли в том, что в это время он саботировал следствие. Действительно, в работе следователей НКВД было много халтуры. Возможно к тому же, что Ягода выражал усиливающееся стремление части лидеров бюрократии завершить антитеррористические чистки. Однако дело есть дело, и с подготовкой первого Московского процесса подручные Ягоды успешно справились.

Теперь следствие требовало от лидеров зиновьевцев и троцкистов признания не только блока между ними, но и организации террористической деятельности, покушений на вождей партии, убийства Кирова. Если в прежних грехах левые были готовы признаваться и каяться, то теперь, когда речь шла об откровенной лжи, они пытались сопротивляться Сталину. И снова сдались. Почему?

Покаяния большевистских лидеров на публичных процессах — одна из загадок истории. Люди, известные всему миру как вожди революции, соратники Ленина, организаторы всего хорошего и дурного, что исходило от партии большевиков в первое десятилетие ее власти, — эти люди признавались в страшных и в то же время низменных преступлениях против созданных ими партии и государства. Предположим, они разочаровались в идеалах большевизма. Но нет никаких признаков этого. Да и на процессах перед нами — не озлобленные враги, а жалкие людишки, поливающие себя грязью для пущей убедительности.

Что с ними произошло? На что они рассчитывали? Ведь это были расчетливые, политически опытные люди. Может быть, их били и пытали? Но здесь прав В. Роговин: «Как можно судить по имеющимся документам и свидетельствам, в 1936 году к подследственным еще не применялись зверские физические истязания. Следователи ограничивались такими приемами, как лишение сна, многочасовые конвейерные допросы, угроза расстрела и ареста родных» [275] Роговин В. 1937. С. 100. . Подсудимых шантажировали, угрожая расправой над родными. Это, конечно, козырь. Но такой угрозы недостаточно, чтобы ни в чем не повинный политик согласился умереть как подонок, да еще признавшись в этом перед всем миром. Зиновьева держали в камере в духоте. Но этого явно недостаточно, чтобы заставить политика публично представлять роль уголовника. Даже под пыткой можно на многое согласиться и выдать «явки и пароли». Но на процессе, отдохнув и подумав спокойно, можно разоблачить фальсификаторов, ославить их на весь мир. Сталин был уверен, что Зиновьев и Каменев, а затем Пятаков, Раковский, Бухарин, Рыков и другие этого не сделают.

Сталин понял их игру, их мотивы. Оппозиционеры видели свою жизнь только в рамках коммунистической партии. Столько сил, столько жертв было принесено на алтарь этой машины власти. Но звенья этой машины — малокомпетентные люди. В условиях близящегося столкновения Сталину не обойтись без опытных бойцов. Да, они интриговали против него, создавали блоки в подполье, продвигали своих людей, говорили между собой о том, что лучше бы «убрать» Сталина (имея в виду, конечно, политическое смещение, но в минуты отчаяния и гнева, кто знает, что имелось в виду). В 1928–1929 гг. они надеялись вернуться в партию на почетных условиях — ведь их позиции теперь совпадают с линией Сталина. Не вернул, напортачил без их мудрого совета. В 1930–1932 гг. левые (как и правые) надеялись, что Сталин падет под развалинами собственной политики. Не случилось. Что же, будем выжидать. Придет мировая битва, и нас либо позовут, либо Сталин сломает себе шею, и нас позовет партия. Нужно дожить, доказать Сталину, что левая оппозиция «полностью разоружилась». Зиновьев писал Сталину: «Неужели же Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял все, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение… Не дайте умереть в тюрьме. Не дайте сойти с ума в одиночном заключении» [276] Реабилитация. Политические процессы 30—50-х годов. С. 185. . Признаться в преступлениях — высшее покаяние перед партией, лучшее доказательство своей лояльности. В этом их убеждал и Сталин, который с помощью процессов хотел окончательно скомпрометировать внутрипартийную оппозицию, заграничный центр оппозиционного коммунизма во главе с Троцким, порожденный леваками экстремизм. Раз довели до убийства Кирова, помогите исправить дело. Сталин обещал подсудимым жизнь, объясняя, что Зиновьева и Каменева просто незачем убивать.