Лев Лопуховский - Июнь. 1941. Запрограммированное поражение.

Представляет интерес планируемое тогда распределение войск по операционным направлениям. Самые большие силы — шесть армий и два резервных корпуса — выделялись Западному фронту, который должен был противостоять польской армии. В его составе был один мехкорпус, один кавкорпус, 56 дивизий, 10 бригад и 19 артполков РГК. Силы Юго-Западного фронта состояли из пяти армий, а его резервы — из мехкорпуса и четырех дивизий. Всего этот фронт располагал одним механизированным и двумя кавалерийскими корпусами, 44 дивизиями и двумя бригадами с частями усиления. На Северо-Западном фронте оставались только две армии, состоявшие из 26 дивизий, трех бригад и трех артполков РГК. Эти силы были выделены для действий против армий Латвии, Эстонии и Финляндии. Дислоцировавшийся там мехкорпус предназначался для переброски на Западный фронт [92].

В Советском Союзе заботились и о морских вооружениях. В июле 1931 г. по предложению Сталина была принята программа постройки к концу 1935 г. 200 подводных лодок, 40–50 эсминцев, 250 торпедных катеров и соответствующего числа гидросамолетов общей стоимостью два миллиарда рублей [93]. Для сравнения: в военно-морском флоте той же Польши в 1933 г. самыми крупными кораблями были два эсминца и три подводные лодки. До начала Второй мировой войны к ним успели добавиться еще два эсминца и две подводные лодки [94]. Принятая программа означала начало соперничества СССР с великими державами на море. Но она, учитывая тогдашнее состояние советской экономики, конечно, не имела никаких шансов на выполнение.

В конце 1929 г. основные страны Запада охватил жесточайший экономический кризис. Он существенно ослабил все их материальные и финансовые возможности, включая способность вести большую войну с кем бы то ни было. Но советское руководство предпочитало закрывать глаза на это обстоятельство. Больше того, именно кризисом оно обосновывало дальнейшее нарастание мифической угрозы нападения на СССР. Такая точка зрения была озвучена с самой высокой трибуны в политическом отчете ЦК ВКП(б), сделанным Сталиным XVI съезду партии 27 июня 1930 г. Не забыл Сталин упомянуть там и тогдашнее советское пугало — Францию:

«‹…› каждый раз, когда капиталистические противоречия начинают обостряться, буржуазия обращает свои взоры в сторону СССР: нельзя ли разрешить то или иное противоречие капитализма, или все противоречия, вместе взятые, за счет СССР, этой Страны Советов, цитадели революции, ‹…› мешающей наладить новую войну, мешающей переделить мир по-новому, мешающей хозяйничать на своем обширном внутреннем рынке, так необходимом капиталистам, особенно теперь, в связи с экономическим кризисом.

Отсюда тенденция к авантюристским наскокам на СССР и к интервенции, которая (тенденция) должна усилиться в связи с развертывающимся экономическим кризисом.

Наиболее яркой выразительницей этой тенденции в данный момент является нынешняя буржуазная Франция, ‹…› самая агрессивная и милитаристская страна из всех агрессивных и милитаристских стран мира» [95].

Под оглушительный аккомпанемент антизападной риторики приготовления к войне в Советском Союзе шли самым полным ходом. По планам первой пятилетки создавалась индустриальная база страны, и в первую очередь — заводы, способные выпускать военную продукцию. При этом советские импортеры использовали тяжелую экономическую ситуацию, сложившуюся тогда во всем мире. Ослабленные длительным кризисом перепроизводства западные фирмы были готовы выполнить советские заказы в кратчайшие сроки и за минимальную плату, ведь других возможностей реализовать свою продукцию у них в то время нередко просто не имелось. Одним из основных поставщиков промышленного оборудования на строящиеся советские предприятия тогда была Германия. Во второй половине 1932 г. СССР закупил из всего немецкого экспорта 50 % чугуна и стали, 60 % землеройной техники и динамо-машин, 70 % металлообрабатывающих станков, 80 % подъемных кранов и листового металла, 90 % турбин и кузнечно-прессового оборудования [96]. Не в меньшей степени были выгодны многомиллионные советские заказы и немцам. Ведь только благодаря им сумели избежать банкротства немало их машиностроительных компаний, активно участвовавших в скором будущем в ремилитаризации Германии.

В сентябре 1931 г. на Дальнем Востоке стал назревать реальный очаг будущей большой войны: Япония начала оккупацию Маньчжурии. Однако угроза на Дальнем Востоке тогда считалась локальной. Силы японской сухопутной армии в то время были ограниченными, в 1930 г. она имела на вооружении только 720 танков, 600 самолетов, 1184 орудия и 5450 пулеметов [97]. К тому же действия японцев резко снизили риск нападения на СССР и дружественную ему Монголию со стороны реакционных китайских милитаристов, с которыми уже пришлось повоевать в 1929 г. на КВЖД. Да и отношения между СССР и Японией в то время были неплохими, с 1927 г. действовала даже программа обмена стажерами между офицерами армий обеих стран. Поэтому до начала японской агрессии в Маньчжурии СССР считал достаточным держать там только около 5 % своей армии мирного времени.

В 1932 г. СССР заключил договоры о ненападении с Францией, Польшей, Финляндией, Эстонией и Латвией. С Литвой такой договор был подписан еще в 1926 г. Успехи в дипломатии позволили снять напряженность на советской западной границе. Именно с Запада руководство Советского Союза всегда ожидало главную опасность самому существованию страны, поэтому после ее уменьшения можно было ожидать снижения оборонных усилий и затрат на военные цели. Но этого не произошло, наоборот, в том году доля военных расходов в бюджете страны подскочила более чем в 1,5 раза, превысив 15 %. Целью второй пятилетки стало:

«Подготовить такое развитие военно-производственной базы, которое обеспечило бы Советскому Союзу превосходство вооружения над самым могущественным европейским противником — Францией и ее союзниками на нашей западной границе — Польшей и Румынией, особенно по главным видам новой боевой техники — авиации, танкам и химии» [98].

Почему была поставлена именно такая цель, вполне понятно. Сомнений у советского руководства в неизбежности близкой войны со странами, заранее записанными в смертельные враги, по-прежнему не возникало. Договоры о ненападении с Францией и Польшей эту уверенность ничуть не поколебали. При этом к 1938 г. Штаб РККА планировал иметь достаточные индустриальные мощности для выпуска только в течение первого года войны 74 тыс. самолетов, 85 тыс. танков и 40 тыс. танкеток. В то время этим штабом руководил А.И. Егоров, но его заявка вполне очевидно перекликалась с недавними предложениями Тухачевского. На этот раз Ворошилов, незадолго до того жестко критиковавший Тухачевского за его записку, был согласен с такими астрономическими цифрами. В докладе Егорова Ворошилову содержались главнейшие задачи второго пятилетнего плана строительства Красной Армии: