Александр Шевякин - КГБ против СССР. 17 мгновений измены

На первый взгляд мои размышления и доводы в пользу индивидуального подхода могут показаться банальными и очевидными, но на практике далеко не все руководители в разведке следовали этому принципу. Соглашаясь с ним на словах, старшие офицеры зачастую не соблюдали его. Мне неоднократно приходилось отстаивать свои взгляды на этот счет. Проиллюстрирую лишь одним примером из 80-х годов, когда я был первым заместителем начальника разведки.

Начальник одного из европейских отделов ПГУ находился у меня на докладе о результатах работы курируемых резидентур. С большим энтузиазмом он начал излагать изобретенный им критерий оценки деятельности загранаппаратов и работников. Он извлек из папки схему, с помощью которой продемонстрировал соотношение финансовых расходов его отдела и добытой информации, что лежало в основе оценки вклада сотрудников, эффективности источников информации, давалась классификация и тех и других.

Я попросил оставить материал и внимательно изучил его. Анализ действительно давал некоторую пищу для размышлений. И от соображений начальника отдела не следовало отмахиваться: он имел хорошие результаты в оперативной и информационной работе. Тем не менее предложенный критерий оценки был, на мой взгляд, неприемлемым, о чем я и сказал начальнику отдела на следующий день, попытавшись обосновать свою позицию: „Вы представляете своих сотрудников как безликую массу и пытаетесь всех стричь под одну гребенку. А ведь каждый из них — личность со своими плюсами и минусами. Один имеет за плечами десять лет работы в Париже или Лондоне, знает полгорода, а другой только что прибыл в резидентуру и устанавливает первые контакты. Кто-то работает под прикрытием посольства и лично знаком с премьер-министром, а кого-то по оперативным соображениям направили в страну в качестве студента. Разве можно с него спрашивать высокий уровень контактов? У всех различные условия, и не принимать их во внимание нельзя“. Я предложил начальнику отдела подготовить телеграмму в резидентуры с требованием отказаться от механического подхода в оценке результатов оперативного состава, пригрозив в противном случае сделать это самому. Если он не согласен, то может обжаловать мое указание начальнику разведки.

На следующее утро офицер позвонил мне и сообщил, что текст телеграммы готов. До сих пор не знаю, действительно ли я убедил его или он подчинился формально, согласно субординации» ( Грушко В., 1997. С. 118–120).

84. «Я помаленьку вникал в новые дела, открыв, в частности, неведомое мне раньше искусство составления комплексных планов. Комитет и ПГУ при всей их специфике были составной частью гигантской управленческой машины и в этом качестве подвергались всем веяниям административной и политической моды, зарождавшимся на Старой плошали в здании ЦК КПСС.

В конце шестидесятых годов, а возможно, и раньше, началась даже не мода, а повальная эпидемия составления комплексных планов на все случаи жизни. Все казалось удивительно простым и эффективным — наметь цели, подсчитай ресурсы, определи исполнителей, а затем только отмечай галочками то, что сделано. Беда была в том, что план становился самоцелью. В его основу зачастую закладывались далекие от реальностей посылки, составители отрешались от сложностей жизни, которая на каждом шагу корректировала и сводила на нет первоначальные замыслы. Дело же считалось сделанным, когда появлялась очередная красивая бумага, которую с гордостью оглашало на пленуме или съезде начальство. Этими комплексными планами и программами был вымощен путь нашего общества в сегодняшний нерадостный день.

Разведка не может действовать без плана. Ее план должен быть деловым и ни в коем случае не предназначаться для того, чтобы порадовать взор начальства. Планы нашего отдела были явно рассчитаны на начальников. Десятки условных названий и псевдонимов, хитроумно расчерченные схемы и диаграммы, отсылки к другим планам и схемам — все это производило нужное впечатление, и к нам за опытом стали присылать ходоков другие подразделения. Душой всей этой увлекательной, многотрудной и, увы, не очень полезной практически деятельности был Юрий Сергеевич М., удивлявший и начальство, и коллег обширной эрудицией, хорошим слогом и громоподобным басовитым голосом.

Мода на комплексные планы продержалась в ПГУ довольно долго, но никогда она не проявлялась столь ярко, как в конце шестидесятых — начале семидесятых годов. Рецидивы этой моды приходилось подавлять много позже, опускать людей с заоблачных высот планирования на грешную оперативную землю» (84. Шебаршин Л., 1992. С. 69–70).

Грушко В.Ф. Судьба разведчика. Книга воспоминаний. М.: Международные отношения, 1997. С. 118–120.

Шебаршин Л.В. Рука Москвы. Записки начальника советской разведки. М.: Центр — 100,1992. С. 69–70.

Лютова К.В. Спецхран Библиотеки Академии наук. Из истории секретных фондов. СПб.: Библиотека РАН, 1999. С. 96.

Жинкина И.Ю. Понятие «война» в американской стратегии национальной безопасности. Научный доклад. / ИСК РАН. М., 2001. С. 113.

Маркетти В., Маркс Д. ЦРУ и культ разведки. Рассылается по специальному списку. М.: Прогресс, 1975. С. 103; Marchetti V. and Mareks J. The CIA and the Cult of Intelligence. N.-Y.: Alfred A. Knopf, 1974. P. 80.

Так, например, экстрасенс Иван Дмитриевич Фомин в 1980 г. был принят под номером 2 в секретную лабораторию, контролируемую КГБ ( Мастыкина И. Номенклатурный оракул. // Совершенно секретно. 1999. № 10. C. 30–31). Но это говорит, что лаборатория существовала к указанному году, а сколько она просуществовала вообще?

Экстрасенс Геннадий Георгиевич Мир помогал восстанавливать силы тех, кто побывал в экстремальных ситуациях, а такое часто бывает в современных войсковых операциях. Впрочем, ему только предлагали самостоятельную лабораторию и погоны гебиста, однако это было в 1991 г. и все сорвалось ( Белоусова Т. Обними чудовище. // Совершенно секретно. 1996. № 10. C. 24–25).

«— Чем занималось подобное подразделение в КГБ?

— Когда мы переходим к КГБ и его наследникам, то надо учитывать несколько обстоятельств. Во-первых, наши спохватились и тоже начали проявлять пристальный интерес к этой области только после шумихи по поводу американских программ исследования паранормальных явлений, которая была поднята достаточно поздно, в 70-х годах. Во-вторых, наша страна была небогатой, чтобы тратить огромные средства на такую неизвестную область. В-третьих, органы КГБ были подвержены воздействию партийного влияния и партийного контроля. (…) Кампания против изучения паранормальных явлений велась вплоть до начала 90-х годов. Хотя спецслужбы на свой страх и риск работали в этом направлении, и даже в начале 80-х годов было создано подразделение, задачей которого было отслеживание и получение информации от спецслужб, строгая научная оценка известных фактов, составление аналитических обзоров для руководства и экспериментальная проверка наличия явления для использования паранормальных феноменов в специальных целях» ( Б.К.И. в беседе с Кузиной С. «Жулики они, а не экстрасенсы». // Комсомольская правда. 1996,12 января. № 10).