Александр Папчинский - 1937. Большая чистка. НКВД против ЧК

Допрошенный в 1939 году в качестве свидетеля сотрудник УНКВД Сахалинской области Кучинский показал, что «…1937 год стал для Дрекова новой полосой его вражеской работы. В целях сохранения своей шкуры, Дреков стал наводить массовый террор, фабриковать контрреволюционные организации, хотя таковых почти не было. Тихое, почти никем не замечаемое облуправление НКВД (он) превратил в фашистские застенки и «фабрику», которая штамповала шпионов любой страны… Масса людей арестовывалась без всякого «компромата», по национальным признакам, или если фамилия была похожа на иностранную, или из-за нерусской фамилии…» [218].

В архивно-следственном деле Дрекова имеется вещественное доказательство, подтверждающее его «активную работу» на Сахалине. 7 сентября 1938 года начальник УНКВД Приморской области В.Ф. Дементьев переслал в УНКВД Хабаровского края платок, найденный во Владивостоке на углу улиц Менжинского и Китайской. Он был выброшен арестованными, доставленными в местную тюрьму с Сахалина. На платке было написано заявление арестованных коммунистов в Дальневосточный крайком ВКП(б). В нем «враги народа» писали: «Мы, группа арестованных на Сахалине, выехали в этап… нам комбриг Дреков создал ложное дело, назвал вражески-троцкистским, добиваясь подписей вымышленных им показаний, применялись систематические фашистские пытки: избиения до потери сознания, стойка без сна до 30 суток, накачивание воздуха и воды в желудок и электроток… Партия Сталина, пока мы не уничтожены, заставьте прокурорский надзор допросить нас — коммунистов и вскрыть фашистскую организацию на Сахалине, возглавляемую Дрековым» [219].

Эти действия Дрекова были поддержаны новым начальником краевого УНКВД. Дреков, приехавший с оперативного совещания в Хабаровске, заявил своим подчиненным, что Люшков одобрил их работу «по разгрому врагов народа». Отныне Сахалинское управление НКВД ставили в пример другим подразделениям, его «работу признали хорошей, а политическую линию правильной» [220].

В первых числах октября 1937 года сняли с должности первого секретаря Далькрайкома Варейкиса. В самом ближайшем будущем ему самому предстояло стать одним из участников «право-троцкистского заговора» в ДВК. Его место занял назначенец из Москвы, бывший аппаратчик Московского комитета партии Г.М. Стацевич, некоторое время до того подвизавшийся у Ежова в начальниках отдела кадров НКВД СССР. С этого момента началась вторая волна репрессий в крае — изъятие Люшковым и Стацевичем партийно-советских и хозяйственных кадров, выдвинутых уже «врагом народа Варейкисом».

Люшков, как и в Ростове-на-Дону, стремился лично поучаствовать в «допросах с пристрастием». Вот что показал в 1939 году арестованный начальник ОО ГУГБ НКВД Амурской Краснознаменной военной флотилии С.Л. Вышковский-Штейнберн: «В отношении Шталя, получил я его в наручниках от Хорошилкина. Я с ним просидел целый день, наручники с него не снял, но он мне не дал показаний. Пришли Каган и Люшков, побили Шталя и ушли… Люшков мне отдал приказание об аресте его жены. Буквально через несколько минут после приказания Люшкова Шталь дал показания…» [221].

Часто в ход вновь шли излюбленные еще с Ростова-на-Дону «особые» методы допросов. Небольшая выдержка из показаний одного из арестантов, бывшего заместителя управляющего Сахалинским госрыбтрестом Тучина побывавшего в следственной комнате у Люшкова, Кагана и Малахова: «Я помнил себя… в течение 10 суток. Все это время я беспрерывно, день и ночь, был на ногах, все время в кольцах (в наручниках. — Прим. авт.), без сна, без отдыха, без пищи. Если я начинал дремать — обливают холодной водой, падаю — поднимают, бьют. Наконец я теряю нормальный рассудок, начинаются галлюцинации… Наконец очнулся в подвальной одиночной камере. Лежу, весь в ссадинах, кровоподтеках, с распухшими и посиневшими ногами и руками, перетертыми местами до кости» [222].

Люшков постоянно представлял в Наркомвнудел СССР на утверждение списки осужденных по 1-й (расстрел) и 2-й категориям (заключение в лагерь). В сентябре 1937 года он направил на имя Ежова первый список осужденных к 1-й категории (72 человека). В последующем «аппетиты» Дальневосточного управления НКВД лишь росли: 3 января 1938 года в Москву ушел список на 138 человек, осужденных по 1-й и 2-й категории, 3 февраля 1938 года — новый список, сплошь состоящий из чекистов, участников «правотроцкистской организации, существовавшей в системе органов НКВД Дальневосточного края» [223].

Среди приговоренных к расстрелу оказались бывшие — заместитель начальника УНКВД С.И. Западный, помощник начальника УНКВД и начальник ОО ГУГБ НКВД ОКДВА С.А. Барминский, начальник ОО ГУГБ НКВД 20-го стрелкового корпуса Л.М. Богословский, заместитель начальника УНКВД по Амурской области И.З. Гурушидзе, начальник 52-го Сахалинского морского погранотряда НКВД И.Г. Домарев, помощник начальника УНКВД и начальник УЛМЗ и ТП УНКВД А.Я. Мартинелли, помощник начальника 5-го отдела УГБ УНКВД Е.И. Казаков, начальник ОК УНКВД С.И. Полозов, начальник 2-го (оперативного) отдела УГБ УНКВД А.Г. Трансток и многие другие. В списке оказались и жены чекистов — Т.Н. Барминская, М.И. Богданова, Е.К. Западная, А.Д Лихачева.

Всего в этом списке было 138 человек. После утверждения в Центре (свои подписи поставили Сталин, Ворошилов и Молотов) в Хабаровске начались массовые расстрелы. Все делалось с такой поспешностью, что в дальнейшем из всех документов февральских 1938 года судебных заседаний в архивно-следственных делах большинства расстрелянных чекистов обнаруживался единственный «итоговый» документ: «Приговор выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР о высшей мере наказания (следовали фамилия, имя и отчество. — Прим. авт.) исполнен (идет дата и время расстрела. — Прим. авт.)». И никаких распоряжений судей о приведении приговоров в исполнение, актов коменданта УНКВД о приведении приговоров.

Начальника Дальневосточного краевого управления НКВД стали ставить в пример остальным региональным руководителям органов госбезопасности. На январском совещании 1938 года в НКВД СССР Н.И. Ежов высоко оценил работу Люшкова, заявив, что на Дальнем Востоке было репрессировано 70 тысяч «врагов народа», и это был один из самых высоких показателей в стране [224].

В ноябре — декабре 1937 года шло выдвижение кандидатов в депутаты Верховного Совета Союза ССР. По всей стране, вперемешку со «знатными людьми» города и деревни, кандидатами выдвигались представители нового поколения сталинской партийно-советской номенклатуры, заявившей о себе в последние месяцы политического террора. Вместе с краевым руководством — первым секретарем крайкома ВКП(б) Стацевичем, председателем крайисполкома П.К. Легконравовым, командующим ОКДВА В.К. Блюхером и другими в кандидатские списки попал и Люшков.