Александр Папчинский - 1937. Большая чистка. НКВД против ЧК

Против Волкова были настроены отельные местные чекисты. Вот как характеризовал Волкова один из его бывших подчиненных: «В отношении к сотрудникам был страшилищем, оперативных сотрудников подвергал разным вульгарным оскорблениям, держал себя с вызовом… По отношению к чекистам напоминал наймита из гестапо. Да и все его черты имели характер настоящего фашиста». Судя по всему, для начальника СПО не было авторитетов, кроме двух-трех руководящих работников краевого Управления НКВД. Частично заявления рядовых сотрудников подтверждали аттестационные документы из личного дела Волкова: «Проявляет карьеризм и склонность к афишированию себя… болезненно самолюбив, болезненно реагирует на замечания товарищей, ошибки признает тяжело» [506]. Несмотря на «скверный характер» Волкова, прежнее руководство УНКВД (П.Г. Рудь) считало, что начальник СПО очень способный сотрудник, правда, сильно себя переоценивающий [507].

По показаниям арестованных в Ростове-на-Дону чекистов проходили как «участники контрреволюционной организации» крупные чекисты — выходцы из северокавказской группы — И.П. Попашенко (заместитель начальника УНКВД), М.Л. Гатов (бывший начальник СПО) и другие [508].

После самоубийства в Москве В.М. Курского, на которого Люшков тоже имел «материалы», терпение Фриновского лопнуло, и он уговорил Ежова перевести Люшкова из Ростова на Дальний Восток. На его место был направлен вполне удобный для Фриновского и Евдокимова новый начальник УНКВД — Я.А. Дейч.

13 сентября 1937 года ЦИК СССР принял решение о разделе Азово-Черноморского края на Ростовскую область и Краснодарский край. В состав Ростовской области вошло 7 городов и 61] сельский район. По предложению ЦК первым секретарем Ростовского обкома партии был назначен Е.Г. Евдокимов [509]. В Ростове-на-Дону, при разделе краевого партаппарата Ефим Георгиевич оставил и свою «команду» — П.И. Магничкина, И.А. Дубинина, А.Г. Шацкого и других. Здесь ему и его помощникам пришлось участвовать в «чистке» области от «врагов народа».

Тем временем из г. Ворошиловска (старое название Ставрополя) приходили плохие вести. 10 августа 1937 года в Минусинске был арестован бывший начальник ЭКО Шахтинско-Донецкого окротдела ОГПУ П.Е. Финаков (стоящий у истоков фабрикации «Шахтинского дела»). Его немедленно этапировали в распоряжение УНКВД Орджоникидзевского края.

Основанием для ареста послужили показания бывшего заместителя начальника управления трестом «Грознефть» Н.И. Нюренберга. Он утверждал — Финаков его личный информатор, передававший ему «..секретные сведения о работе НКВД, предупреждал об арестах троцкистов… за это и получал деньги». До 1935 года Финаков занимал должность начальника ЭКО УНКВД по Чечено-Ингушской АО. Эти показания у арестанта выбили начальник краевого УНКВД Булах и начальник отделения 3-го отдела УГБ УНКВД Елиневич. В качестве доказательства «вины» Финакова чекисты якобы обнаружили в бумагах Нюренберга агентурное донесение осведомителя «Тверского». Нюренберг получил эту «бумагу» от арестованного чекиста [510]. Интересный факт — получив вожделенные протоколы допросов, в краевом УНКВД отчего-то не стали направлять их копии в Москву, хотя и обязаны были это сделать.

Одновременно были подобраны архивные материалы, компрометировавшие Финакова. А биография последнего оказалась богата на разные проступки и прегрешения. Так в 1919 году «…за подделку денежных документов» он был осужден на пять лет лишения свободы, но через три месяца «по кассации приговора» получил освобождение; будучи начальником ЭКО Донецкого оперсектора ОГПУ участвовал в валютных махинациях (покупал на торгсиновские боны папиросы для своих чекистских руководителей), за что в 1933 году арестован и осужден Коллегией ОГПУ на три года лишения свободы условно, с лишением права работать в органах ОГПУ. Через два месяца Финакова восстановили на работе в ОГПУ, для чего потребовалось особое решение Коллегии ОГПУ [511]. По всей вероятности, что за него вступился лично Евдокимов.

Казалось бы, нужно остановиться, но шлейф махинатора продолжал тянуться за ним. В 1937 году уже в Минусинске его исключили из партии. Причины — выпивка, попытка вступить в половую связь с женщиной из агентуры, недопустимые разговоры с арестованными, присваивание денег ссыльных и арестованных, подделка расписок о выдаче денежных пособий.

Спустя некоторое время в УНКВД по Орджоникидзевскому краю поняли, что перегнули папку с арестом, и спешно отфутболили дело Финакова «по географической принадлежности» — в НКВД Чечено-Ингушской АССР. Возможно, он так бы и сгинул в подвалах Грозненской тюрьмы, но его спасла принадлежность к «северокавказцам».

Начальник 3-го отдела УГБ НКВД А.И. Порубай передопросив Нюренберга, выяснил, что тот не знает Финакова лично, а показания дал под давлением Бупаха и Елиневича. Он даже не смог в представленной ему группе заключенных указать Финакова, хотя по протоколам лично передавал ему деньги. Протокол «опознания» выслали в Ворошиловск, где должны были принять окончательное решение по делу. Но краевое УНКВД хранило молчание, тогда Порубай выехал в Москву, где и сообщил Фриновскому о всех странностях этого дела.

Финакова этапировали в столицу, где начальник 14-го отделения 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР капитан ГБ А.Ю. Даганский изучив весь собранный материал, вынес окончательное решение — прекратить следствие и представить «…вопрос о дальнейшем использовании [Финакова] на работе в органах» на усмотрение руководства ГУГБ НКВД. Вскоре бывший арестант всплыл на работе в 3-м (оперативно-чекистском) отделе Самарского ИТЛ НКВД [512].

Тогда же разворачивалось дело еще одного «северокавказца», бывшего заместителя Евдокимова — А.И. Кауля. После ареста 19 октября 1937 года ему предъявили обвинение в активном участии в антисоветской правотроцкистской организации. Тот отверг не только факт вербовки «…в правотроцкистскую организацию, но и малейшую попытку… хотя бы каким-либо намеком указать на существование такой в крае». Кауль признал лишь одно, он «…допускал и проявил идиотскую политическую близорукость» [513]. Не помогли и очные ставки с арестованными «троцкистами», арестант твердо стоял на своем.

Арест Кауля, входившего в ближний круг Евдокимова напугал многих «северокавказцев», осевших в Центре. 2 декабря 1937 года в адрес Булаха ушло распоряжение Фриновского: «Направить Кауля отдельным вагонзаком вместе со следственным делом в распоряжение 4-го отдела ГУГБ НКВД в Москву» [514]. После прибытия в столицу Кауля не освободили, а отправили «на сидение» во Внутреннюю тюрьму ГУГБ НКВД. Допросов и очных ставок больше не проводили. Вероятно, Фриновский и его сторонники искали способ, как вывести из-под удара своего бывшего коллегу.