Борис Четвериков - Котовский (Книга 2, Эстафета жизни)

- Опять, Николай? Смотри - встану и уйду. Неудобно же.

- А чего тут неудобного? - поспешила примирить братьев Надежда Антоновна. - Быль молодцу не укор!

- И вправду, ну что тут такого? - оправдывался Орешников-старший. Было такое дело. А сейчас начал бы рассказывать о Василии Константиновиче Блюхере - всю ночь бы слушали и слушать не устали! Разное время - разные песни, если говорить пословицами, как уважаемая Надежда Антоновна.

Крутояров как раз кончил совещаться с официантами, и на стол начали ставить приборы, рюмки, бокалы, хлеб. Услышав, что разговор идет о Блюхере, Иван Сергеевич тотчас и сам вставил словцо:

- Вы знаете, в белой печати распространяли слухи, что Блюхер немецкий генерал, нанятый за бешеные деньги Совнаркомом. Как будто немецкий генерал способен побеждать, как побеждал наш народный герой!

- Василий Константинович - рабочий Мытищинского завода, русский человек на все сто, - дал справку Орешников-старший.

- А если бы даже и немец? На сторону Октября встают честные люди всех национальностей.

- В девятнадцатом году Блюхер с пятьдесят первой стрелковой дивизией прошел всю Сибирь, очищая ее от Колчака.

- А в двадцать первом сражался с атаманом Калмыковым и генералом Молчановым, - вставил Марков, уже подумывая, не стоит ли ему написать Сибирскую эпопею.

- Волочаевка даже в песнях воспета!

- Занятно, что белогвардейский полковник Аргунов, обращенный нами в бегство, вынужден был заявить, что всем красным героям Волочаевки он дал бы по Георгиевскому кресту.

- Вот это объективность!

- Чем объяснить, что наша эпоха породила столько героев, столько удивительных людей?

4

Крутояров только что собирался дать обстоятельный ответ на этот вопрос, но принесли цыплят, а Николай Лаврентьевич стал наполнять рюмки.

Оксана давно уже смотрела с нескрываемой враждебностью на нарядные бутылки. Особенно ей не нравилась большая, с серебряной головкой, завернутая в салфетку и поданная в специальной серебряной посудине. Оксана в жизни не сделала глотка спиртного. В деревне у них, правда, пили горилку, но больше дядьки. Оксана считала мужчин слабыми, неустойчивыми существами, падкими на соблазны. То примутся курить поганый табачище и уверяют, что никак не могут бросить, то начнут пить запоем. Однако Оксана уважала Ивана Сергеевича и очень доверяла Надежде Антоновне. Если они ничего, то и она - ничего. Кроме того, нельзя же портить компанию!

Все взяли рюмки в руки, взяла и Надежда Антоновна, взял и Миша. После короткого колебания взяла и Оксана. Была не была!

Крутояров произнес несколько теплых слов, все заулыбались Маркову, Марков сконфузился и немножко пролил из рюмки, чему Оксана порадовалась: все меньше в рюмке останется, значит, меньше выпьет, меньше опьянеет.

Мужчины выпили сразу до дна. Надежда Антоновна только отхлебнула. Оксана покосилась на нее, вытянула губы трубочкой и тоже потянула в себя красную прозрачную жидкость. Ничего! Даже вкусно! Оглянулась - а у Миши рюмка уже пустая.

На выручку Оксане пришла опять-таки Надежда Антоновна.

- Ничего, - шепнула она, - вино хорошее и некрепкое. Много мы пить не будем. Ничего!

В дальнейшем Надежда Антоновна разрешила их рюмки дополнить, но больше не наливать.

- Как? - удивился Орешников-старший. - Совсем не пьете?

- Совсем.

- Фантастика!

Вскоре разговором завладел Крутояров. Развивая мысль о том, что наша эпоха знает много выдающихся людей, он доказывал, что, спору нет, революция разбудила дремлющие силы, но он такого мнения, что на Руси и всегда было немало талантов, только многие гибли в условиях царского гнета, а даже и тех, кто выбивался, мы зачастую пренебрежительно предавали забвению.

- Однако Льва Толстого и Достоевского чтит весь мир? И где не звучит волнующая музыка Чайковского? - возразил Орешников-старший, у которого брат неоднократно отодвигал уже рюмку.

- Еще бы! А вот кто из вас ответит: кем создан памятник Пушкину, что в Москве на Тверском бульваре? Чье творение памятник тысячелетию России в Новгороде? Что создал русский скульптор Орловский? Как фамилия первого русского авиатора? Жив ли русский изобретатель радио и как его зовут?

Крутояров еще долго перечислял загадки своеобразной викторины. Надежде Антоновне он не позволил отвечать:

- Нет, ты погоди, дай молодежи высказаться.

Николай Лаврентьевич назвал фамилию изобретателя радио Попова, но имени-отчества его не помнил, жив ли он или умер - тоже не знал. Владимир Лаврентьевич сообщил, что Орловский изваял ангела на колонне на Дворцовой площади. Ни скульптора Опекушина, ни живописца и соорудителя скульптурных монументов Микешина они не знали.

В отместку Николай Лаврентьевич в свою очередь задал вопрос, припомнив свое пребывание в Путейском институте:

- А кто был Мельников? Кербедз? Тимонов?

- Кербедза-то знаю... - неуверенно пробормотал Крутояров.

- А что вы расскажете о Вострецове? - поднял одну бровь и уставился на Крутоярова Орешников-старший.

- Братья Орешниковы перешли в наступление! - вскричал Марков несколько громче, чем следовало бы, очевидно под влиянием выпитого.

- Вострецов? Гм... Это я что-то читал!

- Степан Сергеевич Вострецов, - нравоучительно пояснил Орешников-старший, - это Вторая Приамурская дивизия. Это Спасск. Это мастер внезапного удара. Это тот, кто живьем взял в плен Пепеляева.

- Здорово вы меня в переплет взяли! - расхохотался Крутояров. Вдвоем на одного! Так не пойдет! А вот кто из вас знает, кто сочинил стихи про москвичей и питерцев...

И Крутояров прочитал:

И здесь не реже

Газет грехи,

Романы те же,

И те ж стихи,

Журналы, книги,

Слова, слова,

И те ж интриги,

И та ж молва...

Крутояров споткнулся, припоминая, и вдруг за соседним столиком задорный голос продолжил:

Те ж драматурги,

Звон медных фраз,

Как в Петербурге,

Так и у нас!

- Мятилев!

Крутояров и все остальные оглянулись. За соседним столиком в компании излишне развязных мужчин и пестро одетых женщин сидел пьяный, взъерошенный, с горячечно-красным лицом и дико блуждающими глазами Евгений Стрижов.

5

Только тут участники импровизированного банкета, собравшиеся чествовать Маркова, отвлеклись от своих рюмок, суфле, цыплят и гарнира. Они увидели, что обстановка вокруг совершенно изменилась. И публика за столиками была совсем иная, и цены на вина и закуски иные. Появились обрюзглые физиономии не то "бывших", не то "концессионеров". Требовали их ублажать (чего душа хочет!) разбогатевшие гостинодворцы, шептались, сдвинувшись в кучку лбами, юркие спекулянты, хлынули в ресторан и соответствующего сорта женщины, как морские чайки, с криком летящие за нэпмановским кораблем, чтобы подбирать крошки.