С. Ярославцева - Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом

Письмо № 8. 1942-го Февраля 8 дня. Здравствуйте дорогия родныя Паня, детвора Шура, Виталий, Борис, Евгений, Юра и малыш Миша, шлю вам всем горячий привет. Целую всех и уведомляю, что я жив и здоров, того и вам всем желаю. Нахожусь в месте с Яковом и Касаткиным Петрой, едем в одном вагоне, отъехали от Москвы 45 километров, сейчас стоим на станции. Сегодня видели пленных немцев. Нас это заинтересовало, что они из себя представляют. Одеты в летнюю одежду, у некоторых обмотаны головы женскими платками, отбранными у населения. Дорогая Паня, не тужи обо мне, не убивайся. Попроси Петра Ти мофеевича, чтоб он устроил Шурку на работу, он из него выработает хорошего мастера, нечего ему болтаться.

Паня, как получишь письмо, передай обязательно по низкому поклону Мамаше, Папаше. Тете Стеше, Николаю Васильевичу Князеву, Клавдии, невестке и сестре Пане, и сестре Шуре. Паня, как получишь письмо, сходи к Клавдии и скажи ей, может, она и Грунька Городилина приедут к нам. Если поедут они, то прошу тебя пришли, пожалуйста, с ними говядины килограммов 5 и может, попросишь, и Николай Васильевич даст сухариков, после я с ним расплачусь. Писать больше нечего, до свиданья, мои родные, целую всех несчетно раз. Жду ответа с нетерпением. Ваш муж М.В. Князев.

Адрес мой: Полевая почтовая станция 1507, полк № 786, 1 батальон, 2 рота. Получить М.В. Князеву.

Паня, поедет Клавдия к нам, пришли с ней обязательно пузырек одеколона, который стоит в шкафу.

Письмо № 9. Февраля 18 дня 1942-го. В первых строках моего письма здравствуйте дорогая жена Прасковья Васильевна, дорогие детки Шура, Виталий, Борис, Евгений, Юра и маленький Миша. Спешу уведомить вас, что я жив и здоров, того и вам желаю. Паня, пишу письмо в вагоне, стоим на станции в г. Калинине, находимся вместе в одном вагоне с Яковом Князевым и Петрой Касаткиным. Паня, Яков посылал телеграмму из Икши, это по Савеловской дороге 45 километров от Москвы. Клавдия, вероятно, к нам ездила, но опоздала, мы там стояли долго, потом нас отправили обратно, и мы с ней разъехались. Как мы с Яковом тужили, наверно, она нам везла много кое-чего из харчишек. Паня, как получишь мое письмо, то напиши чаще ответ, а то мы скучаем по родине. Паня передай поклон мамаше, папаше, Клавдии, Николаю Васильевичу, невестке, сестре Пане и сестре Шуре и всем моим родным. Дорогая Паня, пиши, как вы там живете и все ли живы и здоровы. Обо мне не сумлевайся. Паня, прошу тебя, пиши чаще мне письма, а то я скучаю по вас. Паня, посоветуйся с Клавдей, если это можно. Пришли денег р. 50, а то у меня нету ни копейки. Мы стояли на станции Икша долго, покупали молоко, а ты сама знаешь, оно дорогое. Чтоб не морить себя, я все до копейки прожил деньги. Писать больше нечего, до свидания моя милая женушка и все милые детки целую крепко всех и несчетно раз. Жду ответа с нетерпением. Адрес мой: действующая Красная Армия полевая почтовая станция 1507, с. полк 786, 1 с. б., 2 рота, 2 взвод. М.В. Князев.

Паня передай поклон Пете и Стеше.

Паня, я тебе послал письмо, пропиши, сколько ты получила и сколько мне послать.

Письмо № 10.Почтовая карточка: «Просмотрено военной цензурой. Москва »; на штампах: «Спирово... 14.2.42», «Москва. 28.2.42» .

Адрес: куда Москва, 26 п/о, село Зюзино Лен. района, дом № 44

кому Получить Прасковье Васильевне Князевой 1942-го 13 февраля. Здравствуй, дорогая Паня и милые детки. Спешу уведомить вас, что я жив здоров, того и вам желаю. Паня, пишу письмо из Калинина, находимся вместе с Яковом и Касаткиным Петром в одном вагоне. Писать больше нечего, остаюсь жив и здоров, целую всех жду ответа с нетерпением. Паня, если возможность будет, пришли денег р. (50). До свиданья. М. В. Князев. 13/II–42г.

После длительного молчания Михаила Васильевича Князева пришло холодное извещение: «Пропал без вести. 7 марта 1942 г.».

Только спустя много лет Павел Александрович Касаткин, бывший среди ополченцев, рассказал Евгению Михайловичу, как погибли зюзинские ополченцы.

Добровольцы из Зюзина и окрестных сел, как и все жители Москвы и Московской области, вошли в Ржевскую группировку, которая зимой 1942 г. встала на пути немцев, рвавшихся к Москве и желавших взять реванш за недавний декабрьский разгром.

5 марта 1942 г. ополченцы заняли деревню и расположились в ней на отдых. Собрались у полевой кухни. Павел Касаткин кипятил чай в походной кухне. Михаил и Яков Князевы пили чай у кухни, когда начался массивный артобстрел. Немцы стали поливать деревню из огнеметов. Окопаться еще не успели. Все кинулись врассыпную. Кругом ровный снег на поле, никаких окопов. Павел Касаткин бросил кухню и, зарывшись в снег, пополз к ближайшему леску. Оглянувшись у первых деревьев, он увидел, что многие лежат убитые и раненые, а Михаил Князев затащил раненого Якова в небольшой сарайчик – до леса им было далеко. Тут началась танковая атака. Появились немецкие танки, и один из них выстрелил в сарай. Сарай вспыхнул, как факел, и братья Князевы сгорели заживо. Когда Павел Касаткин после танковой атаки углубился в лес, он обнаружил там уцелевших однополчан, в том числе командира взвода Петра Сорокина. Среди погибших оказался и брат Сорокина – Михаил.

Павел Александрович позже вернулся после тяжелого ранения в село и был бессменным бригадиром. А его брат Петр, тоже известный бригадир, погиб в том бою.

В том же бою попал в плен Николай Петрович Князев. Он лежал среди раненых, а немцы обходили поле и докалывали тяжелораненых. Николая Петровича ткнули 2 раза и забрали в плен, обнаружив, что он жив. Дома родные получили извещение: пропал без вести. А он несколько лет работал на шахтах в Германии, и когда вернулся в 1946 г., прописаться разрешили только за 101-м км, у тульских родственников.

Попали в плен после этого боя Борис Мельников и Григорий Корнев. Их отправили в Германию в концлагерь «Маутхаузен». Григорий Корнев умер там с голоду на глазах Бориса Мельникова; кормили пленных одной брюквой. А Мельников остался жив только потому, что согласился работать в коровнике на соседней ферме. Пришла в барак немка, искавшая работника, спросила, кто может ухаживать за коровами. Борис вышел вперед – уж лучше к коровам, знакомым с детства, чем умирать с голоду в концлагере. После войны освобожденный из плена Борис Мельников не очень-то откровенничал – боялся осуждения в трусости.

Вернулся из плена и кузнец Василий Сергеевич Журин. Только много лет спустя, уже повзрослевшему Евгению Князеву, сыну своего фронтового друга Михаила Князева, он рассказал о том бое. Были в том бою отец и сын Городилины. Раненый Василий Федорович сгорел в сарае вместе с братьями Князевыми, а его сын Александр попал в плен, позже вернулся, и хоть слаб ногами, но жив до сих пор.