Дмитрий Волкогонов - Ленин

- Если придет революция, „повалят" ли памятник Екатерине Великой?

- Что за охота пустяки говорить! Если придет революция? Да она никогда не придет. В России не может быть революции. Она не Франция 114 114. Валентинов Н. Встречи с Лениным. Нью-Йорк, 1981. С. 240-241. .

А его брат-марксист был убежден, что революция, хотя „Россия и не Франция", неизбежна. Но вначале (и надолго!) только революция буржуазная.

У Плеханова хватило политического мужества во весь голос заявить накануне роковых событий октября 1917 года, что власть грядущая не может опираться лишь на узкий фундамент диктатуры пролетариата. Она „должна базироваться на коалиции всех живых сил страны". В серии статей, опубликованных в августе и сентябре 1917 года в газете „Единство", Плеханов прямо заявлял: коалиция - это соглашение нации. Не хотите соглашения - идите за Лениным; не решаетесь идти за Лениным - входите в соглашение.

В своих отчаянных теоретических попытках остановить приход диктатуры одной силы - „профессиональных революционеров" - Плеханов шел на заведомое политическое самоуничижение: „Неужели интересы рабочих всегда и во всем противоположны интересам капиталистов? Неужели в экономической истории капиталистического общества не бывает таких случаев, когда указанные интересы совпадают между собою?" Частичное совпадение интересов рождает сотрудничество в определенных областях. Социалистические и несоциалистические элементы могут реализовать это ограниченное по возможностям согласие в социальных реформах" 115 115. См.: Новый журнал. 1948. № 20. С. 273-275. . Здесь Плеханов, не ссылаясь на „первоисточники", приходит к Бернштейну и Каутскому. Все это, с точки зрения Ленина и большевиков, было абсолютной ересью. Но история, похоже, подтвердила правоту того, что исторический шанс социализм мог (и может, возможно) иметь только на рельсах реформ, реформ и реформ… А они невозможны без минимума национального и социального согласия.

По существу, последние перед Октябрем статьи Плеханова представляют принципиально новую концепцию социализма. Она абсолютно другая, нежели у Ленина, который с помощью диктатуры, насилия, ликвидации эксплуататорских классов пытался привнести социализм с абстрактных марксистских матриц. Как затем Сталин, продолжая дело своего учителя, строил „социализм" в „одной стране" с помощью монополии одной политической силы, своих указаний и беспредельного террора.

У Плеханова, который долго защищал на заседаниях II Интернационала классовую методологию диктатуры пролетариата, хватило мужества пересмотреть многие из своих прежних постулатов. Не все историки и философы заметили, что в 1917 году Плеханов парадоксально изменился; он стал не только „оборонцем", но и „реформистом". А в глазах Ленина и большевиков не было в то время худших ругательств. В устах Ленина „плехановец" звучало как обвинение, и обвинение нешуточное.

…В марте 1920 года Ленину сообщили, что в Киеве революционный трибунал приговорил И.Киселева, с которым Ленин был знаком, к расстрелу. Несчастный обратился за помощью к Председателю Совнаркома. Ленин отреагировал запиской:

„т. Крестинский!

Очень срочное дело - приговор о расстреле Киселева. Я видел его в 1910-1914 гг. в Цюрихе, где он был плехановцем (выделено Лениным. - Д.В. ) и его обвиняли в ряде гнусностей (подробностей не знаю). Видел я Киселева в 1918 или 1919 году здесь в Москве, мельком. Киселев работал в „Известиях" и говорил мне, что становится большевиком. Фактов не знаю…"

В общем, Ленин ушел от желания разобраться в существе трагедии (Киселев остался в Киеве „без разрешения партии". Но Киев-то сдал немцам Ленин!).

В конце концов Ленин адресовал вопрос блюстителю „революционной справедливости": пусть „т. Дзержинский решит, созвонившись с Крестинским". Дзержинский на полях записки ответил: „Я против вмешательства" 116 116. Ленинский сборник. Т. XXXVIII. С. 292-293. .

Другого не следовало и ожидать. Но для Ленина отягчающим обстоятельством явилось то, что Киселев „был плехановцем"…

Соприкоснувшись с российской действительностью, Плеханов мог ужаснуться, ибо тезис о диктатуре пролетариата в Программе РСДРП был и его детищем. Он мог ужаснуться и тому, что говорил ранее. Например, Плеханов не раз утверждал, что „благо революции - это высший закон", а по существу, способствовал открытию шлюзов для беспредела насилия. В начале девятисотых годов Плеханов считал идею парламентаризма производной от успехов революции и интересов пролетариата. Старый социал-демократ не мог не переживать от того, что в начале века утверждал: если после революции парламент окажется „плохим", его можно разогнать „не через два года, а через две недели". По сути, этим плехановским рецептом большевики и воспользо-вались в 1918 году, ликвидируя Учредительное собрание.

Плеханов прошел через мучительную переоценку многих своих прежних взглядов. В этом они с Лениным коренным образом отличались друг от друга. Ленин в главном, основном, абсолютно не изменился до конца своих активных дней. Плеханов же эволюционировал в последний год своей жизни исключительно стремительно, подобно юноше, как будто боясь, что не успеет измениться в соответствии с требованиями уже не XIX, а XX века… Валентинов вспоминает, что по приезде в Москву Плеханов попросил организовать для него и Засулич поездку на Воробьевы горы. Через несколько дней в сопровождении группы единомышленников Г.В.Плеханов с супругой и В.И.Засулич отправились на автомобилях на самое высокое место Москвы. Плеханов и Засулич сфотографировались около колонны со старинной разбитой садовой вазой с барельефом. От обеих фигур веяло трагическим. Снимки получились прекрасными и печальными. Валентинов пишет, что Плеханов, волнуясь, вдруг сжал руки Засулич: „Вера Ивановна, 90 лет назад приблизительно на этом месте Герцен и Огарев принесли свою присягу. Около сорока лет назад в другом месте - вы помните? - мы с вами тоже присягнули, что благо народа на всю жизнь будет для нас высшим законом. Наша дорога теперь явно идет под гору. Быстро приближается момент, когда мы, вернее, кто-то о нас скажет: вот и все. Это, вероятно, наступит раньше, чем мы предполагаем. Пока мы еще дышим, спросим себя, смотря друг другу в глаза: выполнили ли мы нашу присягу? Думаю, мы выполнили ее честно. Не правда ли, Вера Ивановна, честно?" 117 117. Новый журнал. 1948. № 20, С. 289.

Вера Ивановна разволновалась…

Восемь месяцев спустя Плеханов умер, а вскоре за ним и Засулич…

В июле 1921 года Семашко внес в Политбюро вопрос о „постановке памятника Плеханову". Решение Политбюро, зафиксированное в протоколе № 52 от 16 июля, было положительно-нейтральным. Инициатива перекладывалась на плечи инициатора: