Вик Спаров - Полная история масонства в одной книге

Вот с этого-то момента масонство в России, несмотря на его иноземное происхождение, иноземные формы и даже содержание, становится по-настоящему русским масонством, ибо оно оказывается согретым русским духом проснувшегося национального самосознания, а потому по всей справедливости может быть названо первым идеалистическим течением русской общественной мысли.

Несмотря на то что краткое царствование Петра III было временем достаточно благоприятным для распространения масонства (ибо Петр, благоговевший перед Фридрихом, в подражание последнему оказывал явное покровительство вольному каменщичеству: подарил дом ложе «Постоянство» в Петербурге и, по преданию, сам руководил масонскими работами в Ораниенбауме), однако в то время в русском обществе еще не было надлежащей почвы для широкого развития масонских идей, так как отсутствовало самое важное и необходимое для этого условие – объединенная общими духовными интересами русская интеллигенция. Тенденция к ее появлению только-только наметилась в конце предшествующего периода и лишь в начале царствования императрицы Екатерины получила первый мощный импульс к своему развитию.

Второй период: масонство нравоучительное

Первые десять лет с начала нового царствования масонство развивалось сравнительно медленными темпами, хотя уже в это время наблюдались некоторые признаки стремления к более прочной организации ордена путем сношений с Германией. Так, основанная в 1762 году ложа «Счастливое согласие» получила признание и покровительство со стороны берлинской ложи. В это время в Европу проникли так называемые «высшие степени», и это движение немедленно отразилось и в России. Непосредственно после появления в Германии движения неотамплиеров немецкая его форма под именем «Строгого наблюдения» была введена и в Петербурге.

Русские масоны отзывались о тамплиерах чрезвычайно одобрительно: «Пышные церемонии рыцарства; кресты, кольца, епанчи и родословные поколенья должны были произвести великое впечатление над нацией военной, в которой одно токмо знатное дворянство работами нашими занималось. Между нами такая воинская пышность не может быть неприятной, ибо все члены наши предводили батальонами и целыми армиями! Весьма приличествуют и кресты оные особам, которые в общежитии таковыми знаками чести украшены или которые ничего так жадно не желают, как получения оных», – писал в своем очерке «Московские масоны восьмидесятых годов прошлого (XVIII) столетия» известный российский масон Ешевский. Посему собрания в ложах, принадлежавших к тамплиерской системе, нередко вырождались в «шумные военные празднества». Но хотя высшие степени этой системы, с их рыцарскими одеяниями и украшениями, пользовались среди русского дворянства большим успехом, среди лучшей части русской интеллигенции «Строгое наблюдение» вызывало резко отрицательное отношение.

Подлинная история масонства в России начинается лишь в семидесятых годах XVIII века, когда почти одновременно возникают две масонские системы, пользовавшиеся большим успехом, – Елагинская и Циннендорфская. Первая получила свое название от уже упоминавшегося И. П. Елагина, и в ней преобладало английское влияние, а вторая (она была описана в главе, посвященной немецкому масонству) несла в себе черты шведско-берлинского влияния. Главное различие между ними заключалось в том, что если первая, Елагинская, устремляла основное внимание на поиск и раскрытие так называемой масонской «тайны», то вторая, Циннендорфская, – на нравственное самосовершенствование: члены Циннендорфских лож преследовали цели религиозно-нравственного воспитания человека и работали над приведением «дикого камня» (символ греховного человека) в «совершенную кубическую форму» (очищение от пороков), приобретая значительно более широкие, по сравнению с прежними, религиозные понятия, глубоко задумываясь над вопросами веры и нравственности и упорной работой воспитывая в себе человека истинного.

Структурно ложи первой системы состояли всего из трех степеней старшинства – Ученика, Подмастерья и Мастера (Иоанновское масонство), тогда как ложи второй могли иметь до одиннадцати степеней, причем шести низшим и четырем средним степеням соответствовала своя определенная ложа, а высшей, 11-й степенью – Salomos Vicarius («заместитель Соломона») – наделялся Верховный Магистр, или Мастер. Во главе каждой ложи стоял управляющий, называвшийся по-разному: Мастер Стула, Венерабль, Префект, Настоятель, Председатель. Помощник управляющего назывался Местным Мастером. Прочие должностные лица, достойные упоминания, – это 1-й и 2-й надзиратели, или сюрвельяны, секретарь, или хранитель печати, вития, или ритор, обрядоначальник, подготовитель, водитель, или брат ужаса, казначей, или казнохранитель, попечитель о бедных, собиратель милостыни, или стюард, и его помощники – диаконы. Аталанами назывались музыканты и певцы, они же – братья гармонии.

Что касается устава, то ложи английского образца (Елагинские) основывались, естественно, на уставе (конституции), разработанном Андерсеном, тогда как шведско-берлинские брали за образец устав, созданный самим Циннендорфом. Но поименованные выше узаконения были не единственными, имевшими хождение в русском масонстве. В качестве примера других, более поздних законодательных уложений, широко применявшихся в России, можно назвать «Устав вольных каменщиков», принятый на конвенте (съезде) ордена в Вильгельмсбаде в 1782 году и действовавший в России до 1812 года (см. Приложение 3 в конце книги), а также напечатанное в 1818 году Уложение Великой ложи «Астрея», вышедшее на французском и немецком языках.

Таким образом, в начале 1770-х годов в России появились сразу две сильные масонские организации, немедленно вступившие в борьбу между собой за влияние в стране. Поскольку перипетии взаимоотношений этих двух систем составляют важную главу в истории русского масонства, мы остановимся на них чуть подробнее.

Как говорилось выше, Елагина, увлекавшегося «душепагубным чтением» безбожных писателей – «ансиклопедистов», судьба свела однажды с людьми «учеными и просвещенными», беседуя с которыми, он, к крайнему своему удивлению, услышал далеко не лестные отзывы о своих учителях-энциклопедистах, которых те люди «весьма малыми и нередко заблуждающимися и почти ничего не знающими в любомудрии и мирознании учениками почитать осмеливались». Поскольку эти «в науках знаменитые люди» оказались масонами, то Елагин стал раздумывать о том, нет ли в масонстве чего-либо «притягательного, а ему, яко невежде, сокровенного». С целью разрешить этот вопрос он и начал все чаще посещать масонские ложи, ища знакомства с людьми, «состарившимися в масонстве». Здесь-то он и встретился с «некоторым, недолго в России бывшим путешественником», англичанином, который открыл ему, «что масонство есть наука, что таинство сие хранится в Лондоне, в особой ложе, древней называемой». И тогда Елагин «вознамерился с постоянной твердостью стараться открыть себе сию во мраке прекословия кроющуюся неизвестность».