Николай Харин - Д'Артаньян в Бастилии (Снова три мушкетера - 2)

Я сдержал слово. Я теперь всего лишь дух... Надеюсь на милосердие Господне, - прошептал призрак. - Но ты, ты мой бедный друг... До свидания! Через тысячу двести семьдесят два дня - вечность!"

После этого он исчез. Я тотчас же разбудил слуг и послал в лагерь к маркизу де Порту. Вскоре посланные возвратились и доложили, что около восьми часов вечера дядя был ранен в голову выстрелом из мушкета и без четверти двенадцать скончался... Последние сутки этот случай не идет у меня из головы, ваше высочество, - закончил герцог Монморанси свой рассказ.

Принц Орлеанский обладал недюжинной сообразительностью.

- Постойте-ка, - сказал он. - Вы сказали "тысячу двести семьдесят два"? Какого числа умер ваш дядя?

- В ночь на пятое мая тысяча шестьсот двадцать девятого года, - отвечал Монморанси.

- Так-так, - раздумывая, проговорил герцог Орлеанский. - Выходит прошло тысяча двести... Минутку. Всего тысяча двести семнадцать дней. Но сегодня вам ничто не грозит, Генрих.

- Вы совершенно правы, - печально улыбнулся Монморанси. - Но что это там такое? Какой-то громадный шар падает вниз!

- Да-да, и я вижу.

- Прямо в ряды испанской пехоты!

- Проклятие! Это какая-то военная хитрость этой лисы де Ла Форса!!

- Смотрите, испанцы отступают! Того хуже - бегут!

- Aа.., дьявол! Это лучшие войска во всей армии!

- Я поскачу туда! - крикнул Монморанси, пришпоривая коня.

- Да-да, конечно! Остановите их, мой милый Генрих, - напутствовал его Гастон. - В конце концов, у него есть еще пятьдесят пять дней в запасе, пробормотал он вслед уезжавшему.

- А вы, Море! Почему вы вернулись так рано, - вместо приветствия сказал герцог Орлеанский графу Море, только что вернувшемуся с поля боя, чтобы лично сообщить принцу о ходе сражения. - Скачите туда, ваш вид воодушевляет мою армию! Дело еще далеко не кончено.

Однако принц ошибался. Чаши весов заколебались, и та, на которую был брошен такой веский аргумент, как вступление в бой наших героев, конечно, перевесила. Появление друзей внесло перелом в ход сражения, мушкетеры, увлекаемые д'Артаньяном, пошли в атаку, и их натиск был неудержим. Все было кончено за полчаса. Битва при Кастельнодари завершилась смертью графа Море, бегством принца Гастона и пленением отважного Монморанси, получившего семнадцать ран.

Гастон не мог знать, что Монморанси жив, а не убит.

Отступающие мятежники видели только, как герцог, весь израненный, упал с коня под копыта королевской конницы. Об этом и сообщили герцогу Орлеанскому.

Получив известие о гибели своих приверженцев, Гастон протяжно свистнул и проронил:

- Пропало мое дело!

Курьеры понеслись в Париж, чтобы известить короля, а главное кардинала - о победе королевских войск и полном разгроме армии мятежников.

Получив сообщение о битве при Кастельнодари и выслушав подробное ее описание, его высокопреосвященство благосклонно кивнул головой и спросил;

- Кто же тот храбрец, что возглавил атаку королевских войск и одним своим видом привел в смятение испанскую пехоту. Надеюсь, он не погиб в бою?

- К сожалению, я затрудняюсь ответить на вопрос вашего высокопреосвященства, так как маршал де Ла Форс приказал мне скакать прямо с поля битвы, не жалея коня, как только поражение мятежников стало очевидным, - отвечал усталый курьер.

- Хорошо, я распоряжусь о том, чтобы этого молодца наградили. Вы можете отдыхать, вы не щадили не только коня, но и себя, - милостиво произнес кардинал. - Вот вам чек на тысячу ливров, предъявите его казначею.

Гонец рассыпался в изъявлениях благодарности и, низко кланяясь, удалился, а кардинал довольно потер руки: "Кажется, с этим молокососом Гастоном покончено, - подумал он. - Теперь пора заняться теми, кто поближе!"

Конечно, его высокопреосвященство подразумевал королеву-мать. Но Мария Медичи, узнав от своего духовника, что Бежар арестован, не стала дожидаться, пока арестуют и ее. В панике она бежала за границу. Сюффрен, верный солдат Ордена, последовал за ней. Он не знал о пропаже ларца, украденного Бежаром у него из-под носа, и полагал, что Мария Медичи увозит драгоценный ларец с собой. Но королева-мать была до такой степени напугана, что, в спешке покидая Люксембургский дворец, даже не вспомнила о тайнике.

Ришелье не скрывал своей радости. Сбежав за границу, королева-мать признала себя виновной, а лучшего исхода он и желать не мог. Людовик XIII никогда бы не смог отправить родную мать ни на эшафот, ни в Бастилию. Он снова отправил бы ее в ссылку, а нет такой ссылки, откуда бы склонная к интригам флорентийка не сумела бы сбежать, как она уже бежала из Блуа. Из-за границы же интриговать против кардинала было трудно, а подослать к ней своих шпионов кардинал мог с такой же легкостью, как и во Франции (что он и делал неоднократно, например, выманив Шале из Брюсселя при помощи переодетого капуцином Рошфора, или, подослав убийцу к герцогу Бэкингему).

Итак, королева-мать не могла поступить лучше, чтобы доставить кардиналу повод торжествовать. Оставалось выбить из Бежара показания. Это было сделано без особых затруднений. Ларец же, с которым был арестован алхимик, был доставлен кардиналу.

- Узнайте-ка, что это за вещица, Жозеф? Пусть он объяснит, зачем ему понадобилось красть ее у Медичи, - приказал кардинал.

Но тут Бежар молчал. Напрасно подручные отца Жозефа старались развязать отравителю язык в мрачных застенках.

Сама мысль о том, что кардинал сможет проникнуть в тайну "золотого элексира", была невыносима для Бежара, и он упорно молчал, перенося пытки.

- Но теперь у меня есть отец и дочь Перье! - вспомнил кардинал. Пошлете-ка за ними в Пор-Руаяль, Рошфор. Да возьмите карету получше, а конвоя побольше. И обращайтесь с ними почтительно.

Когда старого астролога и его дочь, облаченную в монашеское одеяние сестер монастыря Святого Причастия, ввели в его кабинет, Ришелье вышел из-за стола им навстречу. Такой чести редко удостаивались принцы крови. Их его высокопреосвященство предпочитал отправлять на более или менее длительные сроки в Бастилию.

- Ваше высокопреосвященство, что станет с моим несчастным братом? спросил Антуан Перье.

- То, чего заслуживает человек, замышлявший отравить первого министра, - отвечал кардинал. - Мне доложили, что, если бы я принял лекарство, врученное мне вашим братом, я умер бы в течение получаса.

- Ах, Анри! Несчастный безумец, что ты наделал! - горестно простонал Перье. - Это все проклятый эликсир!

С тех пор как он вбил себе в голову, что должен постичь тайну этого магического снадобья, он сильно изменился. Он ведь не всегда был таким, таким...

- - Негодяем, - подсказал кардинал. - Не сокрушайтесь о нем, месье Перье. - Он заранее обрек вас на гибель.

Только счастливый случай и зоркие глаза верных мне людей спасли вас от эшафота. Ведь он подсылал снотворное в вино, которое пили вы и его горбатый слуга, а затем нацепил себе фальшивый горб, положил вам в карман тот странный документ с вашей подписью и бежал, прихватив с собой вот этот загадочный ларец. Он похитил его из Люксембургского дворца. Из-за него я и побеспокоил вас и вашу дочь.