Марк Солонин - Разгром 1941 (На мирно спящих аэродромах...)

К сожалению, СБД №34 является единственным сборником боевых документов приграничных военных округов/фронтов, в который было включено хотя бы несколько документов периода ДО 22 июня 1941 года. Все остальные сборники начинаются сразу с 22 июня, с «внезапного нападения». Все, что предшествовало этой пресловутой «неожиданности», благополучно обойдено молчанием. Однако, принимая во внимание запредельный уровень централизации принятия решений в сталинском СССР, нет ни малейших оснований для того, чтобы считать ситуацию в Прибалтийском ОВО в чем-то уникальной. Командующий войсками ПрибОВО Ф.И. Кузнецов (также, как и его военно-морской однофамилец Н.Г. Кузнецов) действовали в строгом соответствии с теми предписаниями, которые получили из Москвы. Точно такие же указания получали и их соседи. Просто соответствующие документы других округов или пропали, или были своевременно добросовестно засекречены.

Впрочем, засекретить все невозможно. В самые что ни на есть «застойные годы» (в 1977 году) были опубликованы воспоминания полковника Белова (командира 10 CАД — одной из трех разгромленных полностью авиадивизий Западного ОВО) о первом дне войны. Название очерка: «Горячие сердца». Интонация повествования — соответствующая названию. Тем не менее на пяти страничках текста поместилась и такая информация: «20 июня я получил телеграмму с приказом командующего ВВС округа: привести части в боевую готовность (выделено мной. — М.С. ) , отпуска командному составу запретить, находящихся в отпусках — отозвать в части… Командиры полков получили и мой приказ: самолеты рассредоточить за границы аэродрома, личный состав из расположения лагеря не отпускать…» (44)

В ноябрьском номере за 1988 год «Военно-исторический журнал» (официальный печатный орган МО СССР) опубликовал доклад командира 7-й танковой дивизии (6-й мехкорпус, Западный ОВО) генерал-майора С. Борзилова от 4 августа 1941 года. Командир разгромленной дивизии, вышедший из окружения с горсткой солдат, не скрывает того, что «… 20 июня 1941 г. командиром корпуса было проведено совещание с командованием дивизий, на котором была поставлена задача о повышении боевой готовности, т. е. было приказано окончательно снарядить снаряды и магазины, уложить в танки, усилить охрану парков и складов, проверить еще раз районы сбора частей по боевой тревоге, установить радиосвязь со штабом корпуса. Причем командир корпуса предупредил, что эти мероприятия проводить без шумихи, никому об этом не говорить, учебу продолжать по плану…»

Доклад начальника 3-го отдела (военная контрразведка) 10-й армии Западного ОВО от 13 июля 1941 года был опубликован в полном объеме лишь в 2008 году. Из доклада следует, что соседняя с 10 CАД полковника Белова 9 САД генерала Черных получила точно такое же распоряжение: «9-я авиадивизия, дислоцированная в Белостоке, несмотря на то, что получила приказ быть в боевой готовности с 20 на 21 число…» (151) А вот и воспоминания одного из старших командиров 9 САД (подполковника В. Рулина, в начале войны — комиссара 129 ИАП):

«Оперативно-разведывательные сводки штаба Западного ОВО становились все тревожнее…. Неожиданно 21 июня в Белосток (т. е. в штаб 9-й САД. — М.С. ) вызвали все руководство полка.

В связи с началом учения в приграничных военных округах предлагалось рассредоточить до наступления темноты всю имеющуюся в полку материальную часть, обеспечить ее маскировку. Когда в конце дня с совещания в лагерь вернулся командир полка, работа закипела. Все самолеты на аэродроме рассредоточили и замаскировали…» (132)

Авиационные части 43 ИАД и 13 БАД, дислоцированные в районе Минска и Бобруйска, находились на расстоянии в сотни километров от границы. Стать объектом первого «внезапного» удара они не могли (и не стали таковыми в действительности). Тем не менее и там шла напряженная подготовка к боевым действиям. Ни эти дивизии, ни их командиры «мирно спящими» не были. Генерал-майор Г. Захаров, командир 43-й ИАД: «В середине июня все отпускники были отозваны и вернулись в части, увольнения в субботу и воскресенье я отменил, было увеличено число дежурных звеньев и эскадрилий…» (55)

Не после, а до первых выстрелов на границе была поднята по тревоге и 13 БАД. Командир дивизии, генерал-майор Ф. Полынин свидетельствует:

«В субботу, 21 июня 1941 года, к нам, в авиагарнизон из Минска прибыла бригада артистов. Не так часто нас баловали своим вниманием деятели театрального искусства, поэтому Дом Красной Армии был переполнен (в скобках отметим, что вечером 21 июня 1941 года командиры самых разных рангов оказались в театрах и концертных залах. Как по команде. Или — по команде. Это очень странная деталь событий кануна войны) … Было уже за полночь, когда мы, сердечно поблагодарив дорогих гостей, отправили их обратно в Минск. Только пришел домой и лег спать как раздался продолжительный телефонный звонок.

— Боевая тревога! — слышу взволнованный голос дежурного по штабу.

— Откуда сообщили?

— Из Минска.

Дежурный тут же вручил мне телефонограмму из штаба ВВС округа. Читаю: «Вскрыть пакет, действовать, как предписано». Снимаю трубку, связываюсь с командирами полков.

Те уже готовы (т. е. в 1–2 часа ночи на «мирно спящих аэродромах» 13 БАД никто не спал) , ждут боевого приказа. Разговор шифром предельно краток. Цели такие-то (кратким такой разговор мог быть только при том условии, что цели были заранее разведаны, изучены, маршруты первых ударов нанесены на карты. — М.С. ) встреча с истребителями там-то…» (49)

Самого пристального внимания заслуживают два слова: «Вскрыть пакет».

Армия живет по уставам, приказам и инструкциям. В этом ее известная слабость (и основа многочисленных анекдотов про тупых солдафонов). В этом же и ее огромная сила — в критической ситуации командиру не надо тратить драгоценные минуты на долгие раздумья, надо просто четко выполнять то, что предписано. Необходимые в первые часы и дни действия были разработаны, согласованы и утверждены в документе под названием «План прикрытия мобилизации, сосредоточения и оперативного развертывания». Такие планы были разработаны в каждом округе, каждой армии, каждом корпусе и т. д. вплоть до полка. Запечатанный пакет («красный пакет») хранился в сейфе штаба каждого соединения Красной Армии. По получению сигнала боевой тревоги командиры всех уровней должны были вскрыть пакет и без долгих рассуждений делать, что там написано. Однако высшее руководство РККА (Тимошенко и Жуков, а фактически — Сталин), вместо короткого приказа из четырех слов: «ввести в действие план прикрытия» — в полночь 21 июня 1941 года отправили в приграничные округа длинное сочинение, вошедшее в историографию под названием «Директива №1».