Александр Торопцев - Двенадцать подвигов России

Если попытаться представить себе все созданное русским народом, россиянами в XVIII–XX веках, а, представив себе все это, попытаться написать психологический, социальный, духовный портрет русского человечества, то получится объемный, сложнейший образ. Я рискну в легких штрихах сделать это вместе с читателем.

Начнём мы наш поход по дворянским усадьбам XVIII–XIX веков. Много их сохранилось до наших дней. Они разбросаны по укромным, живописным уголкам Подмосковья, других областей Восточной Европы. Некоторые из них превратились в московские парки, своего рода заповедники московской старины, московской истории. Погулять по паркам «Кусково», «Кузьминки», «Лефортово» и так далее может любой желающий. Это — шедевры ландшафтного искусства. В них заказчики, выдающиеся российские политики, приближенные к трону, и исполнители, зарубежные, но в основном отечественные мастера, часто крепостные художники, проявили одну из лучших черт русского человека. Я в данном случае говорю не о чисто художественных ценностях этих дивных произведений искусств. Я говорю… об отношении к жизни, к земле, к природе. Русские люди земли всегда имели в избытке. Очень часто избыток чего-либо приводит беспечных людей к транжирству. И русские люди иной раз транжирили. Бывало такое, зачем идеализировать объект нашего внимания. Но транжирство не стало и не могло стать характерной чертой русского человечества, и мы уже знаем почему: потому что земля русская, хоть и богатая, да капризная, как любимая красавица: сначала ты докажи, что достоин ее, потом она с тобой пойдет под венец. В русских народных сказках недаром этот мотив повторяется с философичным упрямством. Земля русская требовала к себе куда большего внимания. Работать на ней нужно было, прежде чем она богатства свои раскроет перед упорным тружеником.

И такой труженик разбазаривать, транжирить свои богатства, свое главное богатство — землю русскую — направо-налево не будет. И это очень хорошо чувствуется даже не в московских парках, бывших усадьбах графов, а в усадьбах подмосковных. Бродите по ним не спеша, вживайтесь на ходу в местную природу, и вы обязательно придете к выводу о том, как все продумано здесь, как бережно относились мастера к любой складке местности, к любому ручейку, к болотцу. Своими постройками они не кичились: нам, мол, море по колено, хочу замок построить здесь и построю. Нет, высоких да строгих на вид замков нет в стране Московии. Двухэтажные в основном постройки, трехэтажные — максимум. Высокие сосны да ели, да березы с кленами главами своими поднялись выше дворцов. Только церкви возвышаются над комплексами усадеб.

Ещё в детстве я заметил эту странность, когда мы с мальчишками добредали в своих походах до усадьбы по соседству с деревней Одинцово-Вахрамеево, которую когда-то построил Савва Морозов и которая во времена моего детства исполняла нужную всем роль какого-то санатория. Между прочим в нескольких путеводителях по Подмосковью я не нашел информации об этой усадьбе. Но усадьба есть! И как она продумана! Как хорошо здесь было отдыхать и людям XIX века и советским гражданам! Въезд в усадьбу охраняли два ряда липовых аллей. Краснокирпичные ворота, за ними подковообразный двор с огромной клумбой в центре и рядами одноэтажных строений вдоль линии подковы, видимо, для прислуги. Эти строения становятся массивнее по мере приближения к дому с колоннами, чем-то напоминающими строгих стражей. Здесь встречали гостей, устраивали балы, приемы. Но этим усадьба не ограничивалась. За домом стояли двухэтажные разной конфигурации и разных назначений строения, удачно вписанные в ландшафт и соединенные друг с другом тропами, дорожками, вдоль которых стояли уютные скамьи. Каждая тропка и дорожка имела несколько мостиков над крохотными, быстро высыхающими следами ручейков, которые набирали силу только после хорошей весенней или летней грозы. И всюду росли деревья, в мою бытность уже вековые, тенистые. Это был мягкий, пологий склон к реке Рожайке, вдруг прерывающейся большим, но тихим прудом с беседкой-островом в центре. Чуть поодаль от пруда, с московской, северной стороны взбиралась по склону асфальтированная дорога, связывающая усадьбу с Одинцово-Вахрамеево и далее с Каширским шоссе. Тишина и покой за воротами усадьбы быстро уступали место гомону деревенской жизни. Но память! И детская, и взрослая (я бывал здесь в середине девяностых годов XX века) память сохранила в душе и сердце эту благостную тишину, это умиротворяющее чувство соединства с природой…

Я специально рассказал о малоизвестной усадьбе в одном из живописнейших уголков Подмосковья. А сколько усадеб, шедевров паркового искусства, расположено только в луче, образованном Каширским шоссе! Перечислю только самые известные из них. Усадьба Суханово в одноименном селе (XVIII–XIX века). Усадьба Горки Ленинские, усадьба Константинове на западной окраине Домодедова, в настоящее время, правда, почти разрушенная. Усадьба Богородское в Кишкине, расположенном восточнее станции Барыбино. В тех же краях, в селе Авдотьино, усадьба, принадлежавшая в XVIII веке роду, давшему России выдающегося просветителя и книгоиздателя Н. И. Новикова. Неподалеку от станции Михнево расположена усадьба Отрада. В районе Белопесоцкого (по Павелецкой железной дороге) находятся усадьбы в селах Суково и Алешково. В Каширском районе, в селе Зендиково, сохранился архитектурный комплекс усадьбы XVIII–XIX веков. А в селе Стародуб находится усадьба Е. С. Тургеневой, матери декабриста Н. И. Тургенева…

Каждая из перечисленных усадеб, даже если она в настоящее время не восстановлена в былой красе, представляет собой шедевр паркового искусства. А ведь Каширский луч не является самым показательным в этом смысле. Много усадеб было построено справа-слева от других лучей-шоссе, разбегающихся от Москвы в разные стороны. И мне вновь и вновь хочется повториться: ах, если бы можно было создать этакий музей русских усадеб, в котором были бы собраны макеты всех самых роскошных образцов этого искусства!

Возвращаясь к началу разговора, можно поговорить и о характере, о внутреннем мире русского человечества, используя для этого одну из многочисленных граней его творчества: усадебное искусство.

Кто мог строить подобные чудеса? Человек непростой! С одной стороны, барин, очень богатый человек, желающий поразить роскошью своих гостей. С другой стороны, влюбленный в природу человек, тонко чувствующий ее извечную красоту, ценящий красоту мира. Здесь, в дворянских усадьбах, зародился русский театр, здесь родилась так называемая камерная музыка, в том числе старинный русский романс. Здесь родилась золотовековая литературная строка. Здесь отогревались душой и сердцем те, кого жизнь и личные амбиции вбрасывали в жестокий водоворот человеческих страстей. Следует подчеркнуть, что, как правило, организующим архитектурным ядром дворянских и купеческих (со второй половины XIX века) усадеб являлись, конечно же, церкви, которые со времен так называемого нарышкинского барокко (нарышкинского, или московского, стиля в храмостроительстве) обрели новое качество, стали более нарядными, изысканными, быть может (так кажется некоторым ценителям глубокой старины), приобрели излишнюю для церковного строительства светскую вычурность. Не будем спорить, не будем критиковать тех, кто любил этот стиль. Жизнь того требовала. Скажем лишь одно, весенние, добрые чувства рождаются даже у атеистов при взгляде на церкви Бориса и Глеба в Зюзине, Воскресения в Кадашах, Покрова в Филях, Успения в Печатниках и так далее.