Ширер Уильям - Взлет и падение третьего рейха (Том 2)

В конце письма Гитлер сообщает об огромном облегчении, которое он испытал после принятия окончательного решения.

...Позвольте мне, дуче, высказать еще одну вещь. С тех пор как я принял это трудное решение, я вновь чувствую себя морально свободным. Партнерство с Советским Союзом, несмотря на искренность наших желаний прийти к окончательному примирению, оказалось для меня тем не менее нестерпимым, ибо так или иначе оно неприемлемо для меня из-за моего происхождения, моих концепций и моих прошлых обязательств. И теперь я счастлив, избавившись от этих душевных мук.

С сердечным и дружеским приветом

Ваш Адольф Гитлер

В три часа утра 22 июня, всего за полчаса до немецкого нападения, посол фон Бисмарк разбудил в Риме Чиано, чтобы вручить ему длинное послание, содержание которого итальянский министр иностранных дел затем передал по телефону Муссолини, отдыхавшему в своей летней неофициальной резиденции в Риччионе. Не впервые дуче поднимали с постели среди ночи донесениями от партнера по оси, и он начал возмущаться.' "Ночью я не тревожу даже моих слуг, - раздраженно говорил он Чиано, - а немцы заставляют меня вскакивать с постели в любой час, совершенно не считаясь ни с чем". Тем не менее как только он протер глаза, то сразу же отдал приказ о немедленном объявлении войны Советскому Союзу. Теперь он окончательно стал заложником немцев. Он сознавал это, и это его возмущало. "Я надеюсь только на одно, - говорил он Чиано, - что в этой войне на Востоке немцы потеряют много перьев". И все же он понимал, что его собственное будущее полностью зависит от немецкого оружия. Он был уверен, что немцы победят в России, но надеялся, что там, по меньшей мере, им пустят кровь из носа. Не мог он предвидеть, как никто на Западе, что немцам придется гораздо хуже. Воскресным утром 22 июня, в день, когда Наполеон в 1812 году отдал приказ о нашествии на Россию, а ровно через год страна Наполеона капитулировала в Компьене, танковые, механизированные, до сего времени непобедимые армии Адольфа Гитлера, преодолев Неман и другие реки, быстро углубляясь, потоком хлынули в Россию. Для Красной Армии, несмотря на все предостережения, как писал Гальдер в первый день, "наступление... явилось... на всем фронте полной тактической неожиданностью" {В дневникой записи за первый день войны у Гальдера имеется любопытное замечание. Упомянув, что в полдень русские радиостанции вновь вышли в эфир, он пишет: "Они (русские) обратились к Японии с просьбой представлять интересы России по вопросам политических и экономических отношений между Россией и Германией и ведут оживленные переговоры по радио с германским министерством иностранных дел". Неужели Сталин спустя девять часов после нападения верил, что сумеет каким-то образом добиться его отмены? - Прим. авт.}.

В первые дни все мосты были захвачены исправными. Фактически, говорит Гальдер, почти повсеместно вдоль границы русские не были даже развернуты для боевых действий и их смяли прежде, чем они успели организовать оборону. Сотни советских самолетов были уничтожены прямо на аэродромах {Генерал Гюнтер Блюментрит, начальник штаба 4-й армии, впоследствии вспоминал, что вскоре после полуночи 21 июня, когда немецкая армия уже нацелилась на свои объекты, экспресс Берлин - Москва прошел через немецкие рубежи на Буге и через реку в Брест-Литовск без задержки. Это показалось ему чрезвычайно странным. Почти столь же странным показалось ему, что русская артиллерия не отвечала даже тогда, когда началось вторжение. "Русские, - писал он позднее, - были полностью застигнуты врасплох на нашем фронте". На рассвете немецкие связисты перехватили радиопереговоры Красной Армии: "Нас обстреливают. Что делать?" Блюментрит цитирует ответ из вышестоящего штаба: "Вы что, с ума сошли? Почему ведете передачу открытым текстом?" - Прим. авт.}. В течение нескольких дней были захвачены десятки тысяч пленных; в окружение попадали целые армии. Все выглядело так же, как в польском походе.

"...Не будет преувеличением сказать, - записал обычно осторожный Гальдер в своем дневнике 3 июля, ознакомившись с последними сводками генерального штаба, - что кампания против России выиграна в течение 14 дней... - И добавил: - Огромная протяженность территории и упорное сопротивление противника... будут сковывать наши силы еще в течение многих недель".

К началу осени 1941 года Гитлер полагал, что с Россией покончено.

За три недели кампании группа армий "Центр" под командованием фельдмаршала фон Бока в составе 30 пехотных и 15 танковых или моторизованных дивизий продвинулась на 450 миль от Белостока к Смоленску. До Москвы оставалось примерно 200 миль {Генерал Гюнтер Блюментрит, начальник штаба 4-й армии, впоследствии вспоминал, что вскоре после полуночи 21 июня, когда немецкая армия уже нацелилась на свои объекты, экспресс Берлин - Москва прошел через немецкие рубежи на Буге и через реку в Брест-Литовск без задержки. Это показалось ему чрезвычайно странным. Почти столь же странным показалось ему, что русская артиллерия не отвечала даже тогда, когда началось вторжение. "Русские, - писал он позднее, - были полностью застигнуты врасплох на нашем фронте". На рассвете немецкие связисты перехватили радиопереговоры Красной Армии: "Нас обстреливают. Что делать?" Блюментрит цитирует ответ из вышестоящего штаба: "Вы что, с ума сошли? Почему ведете передачу открытым текстом?" - Прим. авт.} вдоль дороги, по которой наступал в 1812 году Наполеон. Севернее наступала под командованием фельдмаршала фон Лееба группа армий в составе 21 пехотной и 6 танковых дивизий; она быстро продвигалась через Прибалтийские государства в направлении Ленинграда. Южнее группа армий фельдмаршала фон Рундштедта в составе 25 пехотных, 4 моторизованных, 4 горных и 5 танковых дивизий наступала на Киев, столицу плодородной Украины, овладеть которой жаждал Гитлер.

Таким образом, как говорилось в очередной сводке ОКБ, немецкие армии продвигались согласно плану по всему фронту от Балтики до Черного моря, и нацистский диктатор настолько уверовал, что темпы наступления будут ускоряться по мере того, как советские армии одна за другой будут окружены или разбиты, что 14 июля, спустя три недели после начала вторжения, издал директиву, в которой говорилось, что количество вооруженных сил может быть "значительно сокращено в ближайшем будущем", а производство вооружения будет сведено к строительству военно-морских кораблей и самолетов для люфтваффе, особенно самолетов для ведения войны против последнего врага рейха - Англии и, "если возникнет необходимость, против Америки". К концу сентября он дал указание главному командованию сухопутных войск подготовиться к расформированию 40 пехотных дивизий, с тем чтобы использовать эту дополнительную рабочую силу в промышленности.