Артур Джилман - Сарацины: от древнейших времен до падения Багдада

В пути встречались пророку и жители Медины, и он был рад хорошим новостям от своих последователей, которые, как ему передавали путники, с нетерпением ждали его прибытия. В должный срок путешественники повернули на восток, оставив морское побережье позади, и направились в сторону гор, заслонявших собой бесплодные равнины близ Медины. Здесь их взоры могли созерцать один лишь нелюдимый гранит. Дорога вела вверх. Летнее солнце палило изо всех сил, идти было нестерпимо тяжело, как людям, так и животным. Один из верблюдов не выдержал тягот пути. Как тут не вспомнить поэтические строки?

Медина расположена на высоте трех тысяч футов над уровнем моря, разительно отличаясь от Мекки. Вместо тесной, бесплодной долины ее украшают прекрасные сады, пышная зелень. По равнине течет река в окружении зеленых полей — свидетельство щедрой благодарности, которую природа воздает земледельцам за их труд. Из всех достопримечательных мест взор особенно притягивает пригород Коба, в двух милях на юг от города, и всё это расстояние — сплошные сады, бесконечно радующие глаз. И на все это великолепие Мухаммед взглянул с верхней точки своего трудного восхождения. Может быть, его восторг объяснялся сладостными, но смутными воспоминаниями о том, как вместе со своей матерью Аминой он приезжал сюда погостить у родственников, что ей — увы! — стоило жизни! Странная смесь радостных и скорбных одновременно мыслей, наверняка, промелькнула в его голове, да и сомнения по поводу приема жителями Медины не покидали Мухаммеда, несмотря на все заверения в их дружеском расположении.

Он твердо решил не сразу въезжать в Медину и повернул верблюдицу к Кобе, где в тени дерева спешился. Поскольку здесь не знали о трех днях, проведенных им в пещере, друзья уже начали беспокоиться. Они каждый день выходили навстречу, поджидая Мухаммеда на расстоянии мили и больше. В то утро они вернулись со скалы, расположенной западнее Медины, откуда им была видна дорога, и заметили Мухаммеда. Один иудей увидал его с крыши дома и закричал: «Он приехал! Тот, кого высматривали беглецы, наконец-то появился!»

Если подсчеты верны, случилось это в понедельник, 28 июня. И случилось это незадолго до того, как улицы города отозвались эхом и многократно повторили ликующий крик: «Он приехал! Он появился!» Из каждого квартала бежали сотни людей, спешивших приветствовать пророка, который сохранял при этом подобающее случаю достоинство. Он заговорил с толпой примерно так, как сегодня это делают современные политические лидеры, когда благодарят свой народ.

«О жители! Проявите свою радость, передав своим соседям пожелания мира, поделившись с бедными, укрепив свои узы с родственниками, молясь перед сном, — и мы достигнем рая!»

Мухаммед несколько дней отдыхал в Кобе, теперь уже вполне уверенный, что будет благоприятно принят в Медине, и решил, что это должно произойти в пятницу. К этому времени приехал Али, который присоединился к нему. Утром он сел на своего любимого верблюда, Абу- Бекр ехал сзади. За ними тянулись последователи. Могущественный вождь племени во главе 70 всадников играл роль почетной свиты. Ученики по очереди несли над его головой балдахин из пальмовых листьев. Один из восторженных почитателей развязал свой тюрбан и, привязав за один конец к копью, нес его впереди как штандарт. Перед вступлением в пределы города пророк остановился в месте, отведенном для пятничной молитвы, и произнес проповедь, совершив все полагающиеся обряды. То была первая из служб, отправляемых с тех пор и по сей день каждую пятницу.

Мединцы в праздничных одеждах устремились навстречу, чтобы приветствовать въезжающего героя, и кричали ему: «Остановись у нас, о пророк! Здесь нет ни в чем недостатка! Вот тебе покои! Вот тебе охрана!» Мухаммед отвечал: «Пусть моя верблюдица гуляет свободно. Она сама покажет, какова воля Аллаха относительно места, где я должен остановиться».

Медленно продвигалась триумфальная процессия мимо грациозных пальмовых деревьев, зеленых садов в южной части города. Наконец животное остановилось и легло на землю в восточном квартале, у большого двора с несколькими финиковыми пальмами. Найдя себе таким необычным способом место для ночлега, Мухаммед мудро избежал всяческих проявлений ревности, которые иначе могли бы возникнуть. Первейшей его обязанностью было приобрести землю, ибо он отказался принять этот дворик в дар, что было на самом деле ему предложено.

После такого триумфа явились трезвые мысли о том, что надлежит сделать, чтобы обеспечить успех миссии в том случае, если народ не будет единодушен в своей симпатии к правоверным. Среди мединцев находилась большая группа эмигрантов из Мекки (Muajerin) и новообращенные (Ansars), на которых, разумеется, можно было положиться. Но было множество тех, кого называли «Недовольными» (disaffected), которые спрашивали: «С какой стати мы, уроженцы Медины, должны бросаться к ногам чужеземца?» или «А не потеряем ли мы свои вольности и не попадем вместе с детьми в рабство?» Свою враждебность они до поры до времени скрывали, но все-таки ненависть тлела, и пророк знал, что в любой момент она может вырваться наружу в виде открытого и ничем не сдерживаемого противостояния.

Кроме того, в Медине были иудеи, с которыми у пророка были особые отношения: ведь он позаимствовал у них многие элементы учения и обряды и выказывал большую симпатию в отношении их религиозных взглядов.

Часть иудеев удалось привлечь на свою сторону и сделать горячими приверженцами ислама, но остальные осыпали пророка насмешками. Этих последних он в дальнейшем яростно осуждал как мятежников, как тех, кто слеп перед лицом Всевышнего, как принадлежащих к поколению, которое убивает пророков и отвергает Мессию.

«О люди Писания! — восклицал он. — Почему не уверовали вы в знамения Аллаха, вы ведь удостоились лицезрения… Почему вы путаете истину с ложью и скрываете истину?» (Коран, 3: 70, 71).

(Перевод Б. Шидфара)

Во второй суре, датируемой первым годом Хиджры, [40] Хиджра — переселение мусульман из Благословенной Мекки в Лучезарную Медину, начало мусульманского летоисчисления. пророк завещает своим последователям отказаться от вина. Четыре года спустя он понял, что имеет смысл только полное воздержание, и запретил как вино, так и азартные игры.