Артур Джилман - Сарацины: от древнейших времен до падения Багдада

После одержанной победы Тарик вознамерился зайти еще дальше на север, но выбранное им направление слишком быстро привело к Бискайскому заливу и ему пришлось повернуть назад. Придя в Толедо, он стал собираться с мыслями: как сообщить начальнику, почему он не остановился на полпути в своих завоеваниях. За свои подвиги он был посажен в темницу, но вскоре освобожден и, по распоряжению Валида, отправлен к Мусе, вместе с которым они разрабатывали план дальнейшего покорения Испании. Один из них пошел на запад, другой — на север, и после многочисленных сражений, стычек и боев, что относится уже к истории покорения Испании маврами, [82] См. «История мавров в Испании» Стэнли Лейн-Пула. Нью-Йорк — Лондон, 1886. нежели к нашему повествованию, оба встретились у Сарагосы. Город был захвачен, ибо «Аллах наполнил сердца неверных ужасом», как сообщал мусульманский летописец.

Окрыленный невиданной удачей, Муса задумывал грандиозную кампанию, и окажись она успешной, это могло бы послужить началом совершенно иного витка европейской истории. Вернуться в Дамаск полководец рассчитывал через Константинополь, пройдя всю Европу с запада на восток, взяв Средиземное море в кольцо связанных между собой союзнических государств, — и тогда весь древний мир подчинился бы знамени пророка. [83] «История упадка Римской империи» Э. Гиббона, глава 51. Гиббон сравнивает этот замысел с мечтой Митрида- та пройти из Крыма в Рим или Цезаря — завоевать Восток и вернуться домой с севера. Все эти великие замыслы, по его мнению, превзошел в своих походах Ганнибал.

Как только эти самонадеянные идеи стали оформляться, Валид отдал приказ вернуть и Тарика, и Мусу в столицу. Он начал опасаться, как бы соперничество между ними (первый из них был бербером, второй — арабом) не вызвало страшную катастрофу и не поставило под удар все намеченное. Тарик двигался быстрее и достиг Дамаска раньше Мусы, который взял с собой караван из 30 тысяч пленников и немыслимого количества трофеев. Тарик оказался подле халифа как раз в тот момент, когда тот находился при последнем издыхании. Воин перечислил ему все достижения, завершившиеся полным захватом Испании (в то время ее, вслед за вандалами, называли Андалусией). За свою службу Тарик получил от халифа многочисленные изъявления благодарности. Неизвестно, что бы еще получил он в награду, но халифа не стало. Муса тем временем как раз добрался до столицы.

Пробыв на троне 10 лет, Валид скончался в сорокадвухлетнем возрасте в 715 году. Он провел жизнь в довольстве и покое, тогда как его военачальники наводили страх на все окружающие страны и государства и распространяли славу халифа на весь Древний мир. Мусульмане проникли в дальние страны за Оксом, достигли практически границ Китая (710 г.), намеревались дойти до Тихого океана и там основать владения халифа. И они уже дошли до Атлантики. Так была достигнута наивысшая слава Омейядов.

Хотя Тарик и Муса добыли для Омейядов высочайшую славу, судьба обоих учит нас, что успех не всегда служит залогом личного благополучия. Первый был вознагражден словами простой благодарности. Ну а более печальный удел второго преподносит тот же урок с еще большей наглядностью

Когда Муса достиг столицы, приведя за собой длинный караван с богатствами для повелителя, оказалось, что оценивать его заслуги предстоит уже новому халифу.

Сулейман, брат Валида, принял бразды правления без возражений с чьей-либо стороны, ибо он пользовался доброй славой человека с незапятнанной репутацией, наделенного к тому же зрелым разумением и щедрым сердцем. Вдобавок, он обладал даром красноречия, столь высоко ценимым среди сарацин. До нас, вероятно, не дошли какие-то факты, касающиеся Мусы, только новый владыка, столь милосердный и справедливый, с непонятной быстротой призвал его в суд для выяснения ряда вопросов в связи с выдвинутыми против него обвинениями. Ему, в частности, вменялось в вину даже то, что он утверждал, будто бы им был найден столик Соломона.

«Нашел ли ты на полуострове, — спросил халиф, — каких-либо доблестных людей?»

«Да, мой господин, более доблестных, чем можно выразить словами», — отвечал Муса.

«А что ты можешь сказать о христианах?»

«В своих замках они львы, орлы — верхом на скакунах, на палубе кораблей они подобны женщинам, и когда они прячутся среди скал, если терпят поражение в битвах и убегают в горы, — то воистину они козлы».

«А берберы?»

«Они очень похожи на арабов своими стремительными атаками, своей выдержкой. Как и наш народ, они терпеливы, трезвы и гостеприимны, но это самые вероломные люди на свете, и ни в коем случае нельзя верить ни их слову, ни их клятве».

«А что ты скажешь о франках?»

«Обо всех мне трудно судить. В атаке они быстры, смелы в бою, но в отступлении — боязливы и бестолковы».

«А ты побеждал их? Или они побеждали тебя?»

«Никогда, клянусь Аллахом, мои знамена не поворачивались вспять при их появлении. Мои воины ни разу не дрогнули перед тем как напасть на них, даже если числом те превышали нас вдвое!»

Так отвечал немолодой уже Муса. [84] Gayangos приводит этот разговор более подробно в своем переводе Маккари, т. I, с. 297, и приложении «Е», с. 88. Но, несмотря ни на что, халиф бессердечно приговорил его к наказанию плетьми, после чего оставил его, неприкрытого, под лучами палящего солнца посреди Дамаска, а затем приговорил к непомерному штрафу, ввергшему разжалованного полководца в нищету. Жестоким пыткам и экзекуциям подверглась и вся семья отверженного военачальника. Всех оштрафовали; так или иначе, но каждый ощутил на себе немилость халифа.

Новые властители Испании оказались умереннее и либеральнее предыдущих, и народ приветствовал новую религию, нормы морали и обычаи, вместе с привилегией иметь ту форму правления, к которой они привыкли. Древние договоры, заключенные между христианами и их победителями-сарацинами гласят, что «на христиан не следует покушаться, их церкви следует уважать, личность каждого из них должна оставаться неприкосновенной, при едином условии, что они будут оставаться верными правительству и платить дань, как было условлено».

Новый халиф теперь решил сосредоточить все свои устремления на Константинополе и приступил к доселе невиданным приготовлениям к его захвату. Он извел все кедры Ливанских гор для строительства в Александрии флота, которому предстояло блокировать город с моря. Тем временем сухопутная армия уже двигалась к Византии через территорию Малой Азии. Летом 716 года столица империи оказалась в кольце самого беспощадного воинства, самого многочисленного, с каким ей до сих пор доводилось сталкиваться. Тот самый «греческий огонь», с помощью которого были рассеяны войска Муавии I, был снова успешно применен против подошедших вплотную к городу кораблей. «Поражение сарацин, нанесенное Львом, — одно из величайших событий мировой истории, — пишет профессор Фримен. — Ибо, если бы Константинополь был взят магометанами прежде государств Западной Европы, можно считать, что христианская религия и европейская цивилизация были бы сметены с лица земли». [85] Э.А. Фримен, «Очерки истории», глава 6. Лев III (Исавр) вступил на престол в марте 717 г. Сулейман считал, что его личное участие поднимет боевой дух войска, и отправился на театр военных действий. Но тут у него случилось несварение вследствие неумеренной еды, и он скоропостижно скончался, оставив свои полномочия родственнику, получившему на престоле титул Омара Второго.