Андрей Буровский - Наполеон - спаситель России

Многие просветители имели неприятности с зако­ном. Правда, сидели в тюрьмах они чаще всего не за свои убеждения, а за подделку финансовых документов, за долги, а еще чаще — за похищения чужих жен. Ведь разум освобождает умных людей от пут устаревшей морали.

Сами же идеи Просвещения были модны, и многие вла­стители хотели бы применить их к своему правлению. На том и держалась идея «просвещенного абсолютизма». Марк­систы уверяли, что короли и императоры просто соверша­ли чисто популистские ходы: заигрывали с общественным мнением, а на самом деле ничего менять в своих методах правления не хотели. Эти утверждения сомнительны.

Во-первых, Фридрих II Великий и сам написал трак­тат, в котором доказывал, что правитель должен руковод­ствоваться гуманными соображениями. За это будущий король имел громадные неприятности: его папа, король Фридрих I, лупил наследника палкой, орал на него и даже грозился отрубить голову, если сын не перестанет зани­маться ерундой.

Поветрие Просвещения прочно поселилось и во двор­цах.

Во-вторых, императрице Екатерине II вовсе не было нужды играть с общественным мнением. Вот о ее попытках улучшить систему управления своей империей нам из­вестно немало.

В числе всего прочего Екатерина вложила в просвети­телей немалые деньги! Она даже предложила Дидро пере­нести издание в Ригу или любой другой город Российской империи, если уж во Франции издание «сталкивается с какими-либо трудностями».

Она материально поддержала Дидро: его личную би­блиотеку она купила, но книги не забрала, а оставила ему же — потому что взяла Дидро в библиотекари. Дидро стал библиотекарем императрицы в собственной библиотеке и получил не только деньги за «проданную» библиотеку, но и жалованье за 20 лет вперед.

Об этом сразу же стало известно всем королевским дворам Европы. Российская империя находилась на подъ­еме. Шел первый год окончания Семилетней войны. В ней Россия одержала блестящую победу над «непобедимой» армией Фридриха. Союзница Франции, Россия воевала уже после практически полного разгрома французской армии. Не считаться с мнением России и ее императрицы Франция никак не могла, «трудности», с которыми «сталки­вался» Дидро, были мгновенно преодолены.

Екатерина II интересовалась Дидро, как и вообще французскими философами. «Энциклопедия» была ее на­стольной книгой.

Во Франции Дидро сблизился с российским послан­ником в Париже князем Голицыным, а также посетившей Париж Е.Р. Дашковой, президентом Российской академии наук. Она подолгу беседовала с Дидро. Однажды Дидро высказал мысль о необходимости приступить к освобожде­нию русских крестьян. Княгиня Дашкова старалась разъяс­нить ему, почему освобождение может оказаться невыгод­ным, даже опасным. Она сравнила их со слепорожденным, стоящим на скале среди глубоких пропастей. Внезапно врач возвращает ему зрение, и он вдруг видит опасности, кото­рыми он окружен; он не знает, как себе помочь, и в цвете лет становится жертвой отчаяния. Дидро воскликнул: «Что вы за женщина! В одну секунду вы поколебали идеи, с ко­торыми я носился в течение двадцати лет!»

Как видите, столкновение «идей» и реальности мгно­венно оказалось не в пользу «идей».

После выхода в свет последнего тома «Энциклопедии» Дидро приезжает в Петербург. Идет 1773 год, до револю­ции осталось 16 лет.

И повторяется то же, что при общении с Дашковой: буря эмоций со стороны Дидро, пылкое восхищение им­ператрицей.

«Да, я ее видел, слышал и уверяю вас, что она не по­нимает, сколько она мне сделала добра. Что за правитель­ница, что за удивительная женщина!» В разговорах с ней он брал ее за руку, вскакивал и бегал по комнате, уда­рял кулаком по столу. Игра? Может быть. Но в этом слу­чае — необычно хорошая для Дидро игра. А может быть, и правда Екатерина II произвела на Дидро очень сильное впечатление?

А вот у Екатерины происходит обратное: она считает Дидро очень умным человеком, но никак не может прило­жить его идеи к реалиям жизни.

«Ваш Дидро, — писала Екатерина, — необыкновенный человек. Он меня занимал, но пользы я выносила мало. Если бы я руководствовалась его соображениями, то мне пришлось бы поставить все вверх дном в моей стране: за­коны, администрацию, политику, финансы и заменить все неосуществимыми теориями. Тогда я объяснилась с ним откровенно: «Господин Дидро, я с большим удовольстви­ем выслушала все, что подсказывал вам ваш блестящий ум. Между тем я, бедная императрица, работаю на чело­веческой коже, а она очень щекотлива и раздражитель­на». После этого объяснения он, как я убеждена, стал от­носиться ко мне с некоторым соболезнованием, как к уму ординарному и узкому».

Один ждет, что его замечательные идеи тут же будут воплощаться в жизнь.

Другая хочет сперва понять, как это можно сделать. И не находит никакого способа.

Екатерина жаждала практических указаний, а находи­ла в беседах с Дидро только то, что читала уже раньше в его произведениях. Да он и не мог дать ей практических указаний, потому что никогда и ничем практическим не за­нимался.

В конце февраля 1774 года он уехал из Петербурга, не простившись с императрицей, которая сама не пожелала прощальной аудиенции, очевидно, чтобы избежать чув­ствительной сцены. Но «Энциклопедия» еще долгое время служила Екатерине настольной книгой.

Точно так же и Вольтер некоторое время был придвор­ным Фридриха II Великого. С тем же результатом — то есть с полным отсутствием результата. Можно, конечно, пред­положить тут некую хитрость, подлое желание королей обмануть просветителей и вообще всю образованную общественность. Но в этом ли дело?

Предвестием Французской революции стали реше­ния, принятые четырьмя сотнями людей одним прохладным летним утром. Это были дворяне, купцы и духовные лица, которых король Франции Людовик XVII созвал для участия в Генеральных штатах. Королю надо было только одно — что­бы Генеральные штаты от имени всей нации подтвердили его право собирать налоги, какие и когда он хочет. Но Гене­ральные штаты, избранные представители нации, не пошли на поводу у короля. Очень почтительно, но совершенно не­преклонно они требуют — пусть король раз навсегда откажется собирать налоги, на которые не согласна вся нация. «Вы не нужны мне такие!» — гневно кричит король, пы­таясь разогнать Генеральные штаты. «Мы нужны своему народу... Мы отвечаем перед теми, кто нас избирал», — по-прежнему почтительно и по-прежнему непреклонно возражают ему депутаты. Король приказывает распустить Генеральные штаты. Он велит запереть все помещения, где собирались депутаты. 17 июня 1789 года депутаты не смогли войти в наглухо запертый зал заседаний. Из всех помещений оказался не заперт только зал для игры в мяч. И тогда четыреста человек в этом зале объявили сами себя не Генеральными штатами короля, а Национальным собра­нием Франции и поклялись не расходиться, пока король не примет их условий.