Василий Сойма - ЗАПРЕЩЕННЫЙ СТАЛИН

А. Пешков».

На обороте листа писчей бумаги приписка:

«А что строительство «Всесоюзного Института изучения человека» растянули на пять лет? Это мне кажется неправильным и способным охладить энтузиазм ученой братии, возбужденной Вами. Вы же сами сказали на заседании, что у них нет причин считаться со второй пятилеткой и надо строить в три года. ГПУ предлагало построить даже в два. Моя торопливость объясняется так: мы, вообще, несколько отстаем в строительстве культурных учреждений от строительства индустрии. Институт по широте и новизне его целей — явление небывалое, чем скорее он будет осуществлен, тем скорее завоюем мы внимание и симпатии ученых Европы и Америки, а эта «моральная валюта» может

обратиться и в реальную. Вы, вероятно, слышали о бесплатном предложении услуг по строительству Института со стороны одного американского инженера? Я имею основания думать, что таких и более значительных практически предложений мы получим немало, если объявим строительство Института ударным.

Будьте здоровы, дорогой И. В.!

16.1.33 г. А. Пешков.

Алексей Толстой затевает Всесоюзный конкурс на комедию, — прилагаю проект резолюции о конкурсе.

В среде литераторов чувствуется сильное оживление и желание серьезно работать, поэтому конкурс может дать неплохие результаты. Но для Всесоюзного конкурса семи премий мало, следовало бы увеличить их до 15-ти хотя бы, а сумму первой премии повысить до 25 тысяч — черт с ними! — и придать премиям, имя Сталина, ибо эта ведь затея исходит от Вас.

Кроме того: почему только комедия? нужно включить и драму.

Затем я считал необходимым особенно подчеркнуть участие в конкурсе литераторов всех республик и нацменьшинств. Нашим — центровым — театрам пора обратить внимание на украинскую, грузинскую, армянскую и татарскую драматургию. Это было бы весьма неплохо для целей взаимопонимания и единения, чего нам не хватает. В Союзе Советов широко развивается процесс смешения кровей, процесс зарождения новой расы, а потому надобно не забывать о всех возможностях смешения культур.

Не поручите ли Вы кому-нибудь из товарищей потолковее заняться организацией этого конкурса? Толстого исключать из дела не нужно, он человек «торопливый», но очень полезный.

Простите, что надоедаю.

А. П.».

АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 719. Л. 97–97 об., 98–98 об. Автограф.

Письмо Горького в секретариате Сталина перепечатали на машинке. На машинописной копии — его подчеркивания. Вверху резолюция: «В архив (мой). И. Сталин».

3 февраля 1933 года он ответил Горькому:

«Дорогой Алексей Максимович!

Письмо от 16.1.33 получил. Спасибо за теплое слово и за «похвалу». Как бы люди ни хорохорились, они все же не могут быть равнодушными к «похвале». Понятно, что я, как человек, не составляю исключения.

1. Дело с «Историей гражд. войны» обстоит, оказывается, хуже, чем можно было думать. Для ориентировки посылаю Вам

сообщение секретариата «Истории гражд. войны» о состоянии дела подготовки и издания первых 4-х томов. Из сообщения увидите, что даже сроки июнь — июль 1933 г. для первых двух томов не обеспечены. На совещании членов секретариата с такой редакцией (присутств. я и Молотов) приняли решение о первых двух томах. Отсутствовал т. Крючков, т. к. он сейчас в Ленинграде. Протокол совещания прилагаю.

2. Дело с «Всесоюзным институтом изучения чел.» двинем обязательно, как только ученые из Ленинграда представят конкретный план.

3. Конкурс на комедию (и драму) завершим на днях. Отшить Толстого не дадим. Обеспечим все по вашему требованию. Насчет того, чтобы «придать премиям имя Сталина» я решительно (решительно!) возражаю. Привет! Жму руку!

P. S. Берегите здоровье. И. Сталин».

АПРФ. Ф. 45. On. 16. Д. 719. Л. 102–102 об. Автограф.

Идея создания «Истории гражданской войны в СССР» принадлежала А. М. Горькому. Он загорелся ею еще в 1928 году. Три года спустя по его настоянию Политбюро ЦК приняло постановление, в котором говорилось: «Одобрить инициативу т. А. М. Горького и приступить к изданию для широких трудящихся масс «Истории гражданской войны» (1917–1921) в 10–15 томах».

Первый том, отредактированный лично им, вышел в свет в 1937 году — спустя год после смерти писателя. Второй том, подготовленный при жизни Горького, был издан в 1942 году. Третий том появился в 1957-м, четвертый — в 1959-м, пятый (заключительный) — в 1960 году.

Первый управляющий делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевич, перейдя с 1933 года на работу в Государственный литературный музей в Москве, отличался необычайной активностью в написании всевозможных писем. Он забрасывал ими руководителей страны по любому поводу.

«22 мая 1933 года

ЦК ВКПб)

Тов. И. В. Сталину

Дорогой Иосиф Виссарионович,

на днях мне по почте прислали пасквиль на Горького, подлинник которого я отослал при особом письме т. Г. Г. Ягоде. Копию письма т. Ягоде при сем посылаю, так же, как и копию этого пасквиля.

Полагаю, что следовало бы сделать самое энергичное распоряжение в ОГПУ для изловления этих негодяев, которые позволяют себе рассылать по нашей почте такие гнусности на Алексея Максимовича.

С коммунистическим приветом Влад. Бонч-Бруевич».

АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 719. Л. 121. Машинопись, подпись — автограф.

Пасквиль, возмутивший Бонч-Бруевича, состоял из трех четверостиший под общим названием «Барон из Сорренто». В нем довольно язвительно высмеивалась непоследовательность взглядов и поступков А. М. Горького.

Сталин написал на тексте листовки черным карандашом: «Подлец! И. Ст.». А на письме Бонч-Бруевича: «Мой арх. Ст.».

Конечно, он прочел и копию письма, которое Бонч-Бруевич отправил Ягоде.

«Дорогой Генрих Генрихович, — говорилось в письме заместителю председателя ОГПУ. — Посылаю Вам копию (здесь, наверное, описка, посылался оригинал. — В. С.) пасквиля на Горького, который мне прислали в конверте 16-го мая 1933 г. Значит есть у нас в Москве какие-то пакостники, которые позволяют себе не только печатать на машинке, но и распространять такие гнусности и гадости. Было бы очень хорошо эту публику взять под жабры. Я посылаю Вам подлинник этого письма, который может быть Вам поможет по машинке определить, где это стряпается; также и конверт, на котором есть штемпель, а потому можно определить тот район, где опускалось это письмо».

«14 июня 1933 года

Дорогой т. Сталин!

Обращаюсь к вам по вопросу, по которому не считал возможным до этого времени к Вам обращаться, — по вопросу о положении Е. А. Преображенского.

Я с ним был все время до ссылки и после возвращения в искренних и приятельских отношениях, хотя встречались очень редко. Я знал, чем он дышит. И говорил Вам, т. Сталин, что Е. А. только об одном думал, как впрячься в работу, как помочь партии осуществить пятилетку. Он понял, что было основой старых ошибок (мы много раз устанавливали в разговорах ошибочность нашего старого отношения к вопросу о возможности построения социализма в одной стране), поняли, что мы были не правы против основного кадра партии и Вас. Он не только не поддерживал никаких связей с троцкистами, но не было у него ни мысли, ни настроений, являющихся мостиком к троцкизму. Арест его, исключение из партии и ссылка были для меня страшной неожиданностью. Только позже я узнал, что он обвиняется в несообщении партии о существовании в Казани в 1929 г. какой-то оппозиционной татарской группы. Я ничего об его объяснениях по поводу этого обвинения не знаю (он не пишет мне, видно боясь осложнить мое партийное положение). Но зная его установки, не могу допустить его сознательной вины.