Ю Фельштинский - Архив Троцкого (Том 3, часть 2)

Во всех ячейках идут доклады. Всюду члены ячейки пристают неотступно к докладчикам с вопросом "кто же конкретно правый". На одной ячейке рядовой член партии выступил с речью о конкретных носителях правой опасности и закончил при явном одобрении ячейки: "Почему же при всем том Рыков -председатель] С[ов]н[ар]к[ома], а Троцкий в Алма-Ате".

Даже самые оголтелые аппаратчики теперь рассматривают нас как левых, льстиво говорят о наших прошлых заслугах и т. д.

48

Одновременно центристы недельки две тому назад дали лозунг для "активистов" -- мы достаточно сильны, чтобы справиться с обеими фракциями. Но события идут колоссально быстро. Теперь вновь, видимо, дело изменилось. "Мы" немного стали трусить перед напором правых. Настроение тупоголовых центристов крайне неодинаковое. То ликуют, то трусят. Перед пленумом МК очень трусили и говорили самые смелые левые фразы. После удачного "разгрома" углановцев они [посчитали] себя достаточно сильными. Теперь вновь идет полоса трусости. Вызвана она новым обострением борьбы с правыми.

Вероятно, вы читали статью в "Рабочей газете". В ответ Яг-лом480 поместил в "Труде" две статьи Мельничанского и Гинзбурга481 в защиту ВЦСПС482 -- это тоже вам, вероятно, известно. Аппаратчики воспользовались этим и хотели постановлением ячейки служащих ВЦСПС снять редактора "Труда". В самый последний момент, когда Лобов483 готовился выступать с докладом, его Томский вызвал к себе в кабинет. Час прождали. А там Томский устроил скандал, потребовал передать все это на суждение фракции. Лобов вышел и "от имени Сталина, Орджоникидзе и Томского" просил снять вопрос. Большинством сняли. Это здесь расценили как начало борьбы за ВЦСПС. Но тут борьба идет куда сложнее. Еще в мае месяце, когда положение Сталина было организовано крайне слабо, Томский провел инструкцию по выборам на VIII съезд профсоюзов484. После июльского пленума -- за первый период взаимных заверений в "монолитном" единстве и т. д. -- Томский и его тред-юнионисты провели фактически выборы на съезд. ЦК теперь очутился перед фактом. Съезд чиновников и тред-юнионистов явно правых! Как исправить положение? Лозовский внес предложение на фракции, чтобы теперь, по крайней мере, на заводах обсуждали порядок дня съезда. Смысл хода ясен. Попытка исправить дело либо частичными перевыборами, либо наказами. Но фракция отвергла предложение Лозовского. Тогда пустили "Комсомольскую правду"485. Но и это безрезультатно пока.

Единственно радикальный выход -- политически дезавуировать съезд. Но на это трусишка евразиец486 не пойдет, по-видимому. Таков один из сложных узлов борьбы. Далее. Единственным оправданием Сталина, когда он всячески отгораживал правых, выдавая их примиренцам, было стремление и на но

=487

ябрьском пленуме получить "монолитное единогласие" Для этого буквально жертвуется всем.

Теперь идет выработка тезисов к пленуму. Рыков представил свой проект. Знакомые с ним аппаратчики его характеризуют как нагло правый документ. 1) Темп индустриализации -- нынешний. 2) Вложение в сельское хозяйство увеличить. 3) Поднять производительность труда на 17%, но зато ни слова о зарплате. Передано в комиссию: Сталин, Молотов, Яковлев, Рыков и Куйбышев. Как бы там ни было, Сталин пойдет на все уступки, лишь бы получить единогласие. Так говорил одному из наших парней и Пятаков. По мнению последнего, этот компромисс продержится не более двух недель. Впрочем, не исключена возможность наступления со стороны правых. Может выступить Угланов, ему все равно нечего терять, его решено снять.

Итак, положение Сталина все время напряженное. Его политика истинно центристского лицемерия -- левые слова и перманентные уступки правым -выделяют уже из рядов центристов левых, которые все более и более приобретают ясные очертания и выходят из политического косноязычия. Левые сталинцы здесь уже пришли до того сознания, что "единственной гарантией подлинно ленинской политики в партии есть союз с вами (т. е. не с нами!!!) и единым фронтом борьба с правыми". Это дословно слова молодого ответственного левого сталинца. Они еще не зафиксировали в документах свои мысли, а потому они не могут собирать свои силы.

Переоценивать их силы не следует. Большую их часть составляют люди интеллектуального труда. Но их настроения очень широко распространены, и будь они люди не столь молоды и не так неопытны, смогли бы собрать значительные кадры в партии. Подлинное их несчастье -- их возраст, все они люди молодые, воспитанные в покорности. Вот два ряда фактов. Месяц тому назад Менжинский в ПБ докладывал, что все мероприятия против оппозиции впустую, поскольку они продолжают жить политически. Предлагал лишить нас права вести переписку. Решение нам не было известно488.

Теперь мы узнали, что с 10/XI решено прекратить политическую переписку. Запретить всем нам кроме Евгения [Преображенского] , Карла [Радека], Ищенко и Серебрякова писать политические письма. Далее волна арестов: в Ленинграде до сих пор 112, в Москве -- 55, в Киеве -- 42, в Харькове -- 35, Ба

50

ку -- 15, Одессе -- 9, Саратове -- 8 и т. д. В Харькове избили арестованных, в Ленинграде тоже. В Москве 212 человек объявили голодовку (понавезли из провинции). Дело, как видите, принимает характер явно террористический по отношению к нам. Но, с другой стороны, известны здесь и другие факты. Орджоникидзе недавно, дня три тому назад сказал: "В рядах оппозиции так много превосходных ребят! Бездействуют все, а как их привлечь в партию, прямо не знаешь, с чего начать".

Сталин, беседуя приблизительно тогда же -- канун праздника, с одним азиатом, сказал: "Они состоят из двух частей. Одна часть уходит от партии и скоро даже субъективно станет контрреволюционной, а другая, во главе с Л. Д. [[Троцким], безусловно остается на партийной почве, безусловно нужна партии. Но как их вернуть. Вот вопрос".

Оба, говоря, знали, что разговор этот дойдет до нас. Ответ я дал передававшему мне очень простой: "Снять 58 статью, вернуть оппозицию из ссылки, выпустить из тюрем, а там поговорим: на счет ошибок XV съезда, на счет центристов и путей их исправления".-- "А на счет ваших ошибок?".-- "И на этот счет поговорим". Таковы новости. Не полные, но что же поделаешь. Я спешу, устал писать твердым карандашом, наконец, я даю торжественное обещание при первой же оказии писать еще.

P. S. Перечитав письмо, я нашел, что переданному разговору могут кто-либо из товарищей придать серьезное значение. Разумеется, не следует рассматривать эти разговоры иначе, как симптоматическую болтовню, как своеобразный маневр, продиктованный трудностью положения, в котором очутился Сталин в настоящий момент. Но в качестве симптома разговоры эти и аналогичные учесть надо, для того чтобы иметь суждение о наших центристах! Но раз перешел от карандаша к ручке -- продолжаю информацию далее.