Ю Фельштинский - Архив Троцкого (Том 3, часть 2)

Когда я, в противовес безнадежно запутавшемуся Политбюро, доказывал, что в ближайший период (1924--[19] 25 г.) по

литическое развитие Европы пойдет не в сторону фашизма и новых оккупации, а в сторону социал-демократии, коалиций и пацифизма, Сталин, выждав, когда прогноз этот стал осуществляться, поучал меня: "Иные думают, что буржуазия пришла к "пацифизму" и "демократизму" не от нужды, а по доброй воле, по свободному, так сказать, выбору. При этом предполагается, что буржуазия, разбив рабочий класс в решающих боях (Италия, 1ермания), почувствовала себя победительницей и теперь она может позволить себе "демократизм" (Большевик, 1924, No 11).

Как по позвонку можно определить размеры животного, так по этой цитате можно безошибочно отгадать духовный рост автора. Диалектика классовой борьбы превращается у него в лотерею психологических догадок о проявлениях "свободной воли" буржуазии. Литературная форма отвечает глубине идей: "иные думают", "предполагается"... Неопределенность инсинуаций должна облегчить теоретику возможность своевременно юркнуть в подворотню.

В поисках почвы для противопоставления марксизма ленинизму, конечно, со всякими бессодержательно-почтительными оговорками, Сталин обращается к историческому критерию. "Маркс и Энгельс подвизались в период предреволюционный (мы имеем в виду пролетарскую революцию), когда не было еще развитого империализма, в период подготовки пролетариев к революции, в тот период, когда пролетарская революция не являлась еще прямой практической неизбежностью. Ленин же, ученик Маркса и Энгельса, подвизался в период развитого империализма, в период развертывающейся пролетарской революции..." (Основы ленинизма, 1928, с. 74).

Если даже оставить в стороне ослепляющий стиль этих строк -- Маркс и Ленин "подвизаются" у Сталина, точно провинциальные антрепренеры -- то все же придется признать исторический экскурс в целом крайне невразумительным. Что Маркс действовал в XIX столетии, а не в XX -- это верно. Но ведь суть всей деятельности Маркса--Энгельса состояла в том, что они теоретически предвосхищали и подготовляли эпоху пролетарской революции. Если это отбросить, то мы получим катедер-марксизм, т.е. самую гнусную карикатуру. И все значение работы Маркса в том и обнаруживается, что эпоха пролетарской революции, наступившая позже, чем они ждали, потребовала не ревизии марксизма, а, наоборот, его

очищения от ржавчины промежуточного эпигонства. У Сталина же выходит, что марксизм, в отличие от ленинизма, был теоретическим отражением нереволюционной эпохи.

Такое представление у Сталина не случайно. Оно вытекает из всей психологии эмпирика, живущего на подножном корму. Теория у него только "отражает" эпоху и служит злобе дня. В специально посвященной теории главе -- что это за глава! -- Сталин "подвизается" следующим образом: "Теория может превратиться в величайшую силу рабочего движения, если она складывается в неразрывной связи с революционной практикой" (Основы ленинизма, с. 89, курсив наш).

Ясно, вся теория Маркса, складывавшаяся "в неразрывной связи" с практикой предреволюционной эпохи, должна оказаться устаревшей для "революционной практики" Сталина. Он совершенно не понимает, что теория -настоящая или большая теория -- вовсе не складывается в непосредственной связи с сегодняшней практикой, а представляет собою объединение и обобщение всей практики человечества, включающей в себя разные эпохи в их материально обусловленном чередовании. Только потому, что теория не связана неразрывно с современной ей практикой, а возвышается над нею, она получает дар заглядывать вперед, т. е. подготовлять свою связь с будущей практикой, подготовлять людей, которым эта будущая практика оказалась бы по плечу. Марксова теория возвышалась, как гигантская дозорная башня над современной Марксу лассалевской революционной практикой, как и над практикой всех организаций Первого Интернационала581. Второй Интернационал усваивал для своих практических потребностей только некоторые элементы марксизма, далеко не всегда основные. И только эпоха исторических катастроф всей капиталистической системы, открывшая возможность претворения основных выводов марксизма в жизнь, сделала людей -- не всех, далеко не всех -- более восприимчивыми к пониманию марксизма в целом.

Сталинская справка насчет предреволюционной теории марксизма и революционной теории ленинизма есть на самом деле философия истории теоретического хвостизма, который состоит на посылках у практики сегодняшнего дня. Сталинская история марксизма и ленинизма принадлежит к той "исторической школе", про которую Маркс говорил словами Ветхого Завета582, что она всегда видит только заднюю часть всего совер

шающегося. Сталин имеет в виду те "теории", которые создаются по заказу секретариата в "неразрывной связи" с практикой аппаратно-центристского руководства в период политического сползания.583

Всячески вращаясь вокруг слишком горячей каши, которую он сам же заварил -- поистине это теоретическое варево лучше всего определяется излюбленным ленинским словечком "каша",-- Сталин зигзагами и обиняками подбирается к той мысли, что ленинизм "революционнее" марксизма. "Отмечают обычно,-- продолжает он свое противопоставление ленинизма марксизму,-исключительно боевой и исключительно революционный характер ленинизма". Кто отмечает? Неизвестно. "Обычно" отмечают -- и только. Это все из осторожности, переходящей в трусость. Что значит "исключительно революционный"? Неизвестно. Но что "отмечает" по этому поводу сам Сталин? Он говорит: "Это совершенно правильно. Но (!) эта особенность (маленькая "особенность" по сравнению с марксизмом) объясняется двумя причинами": борьбой с оппортунизмом Второго Интернационала и пролетарской революцией (там же, с. 74).

Таким путем Сталин, хотя и не очень смело, но все же причалил к выводу, что "особенностью" ленинизма является его "исключительная" революционность по сравнению с марксизмом. Если эта мысль была верна, то нужно было бы открыто отказаться от марксизма, как изжившей себя теории, подобно

Ф

ко4 логистона ,

витализма585 и пр., сдавая их, как материал, историкам человеческой мысли. Но на самом деле мысль, что ленинизм "революционнее" марксизма, представляет собою прямое глумление над ленинизмом, марксизмом и революционностью.

В анализе второго, "уточненного", определения ленинизма мы до сих пор опускали слово "тактика". Полная формула, как помнит читатель, гласит: "Ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции. Точнее: ленинизм есть теория и тактика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности."