Array Array - ИСТОРИЯ ОРДЕНА ТАМПЛИЕРОВ

Дабы наказать маршала ордена Храма, Папа руководствовался теми же статутами ордена, что и Людовик Святой. Покаяние сроком в год, проведенный в качестве простого рыцаря, было равнозначно наказанию "в год и день", которому подвергались серьезно провинившиеся братья. Ссора между Папой и магистром не затянулась, но нам она кажется знамением. Нельзя сказать, что в период магистерства Берара орден "испортился", но с тех пор дела тамплиеров начинают принимать плохой оборот.

Хронист Жерар Монреальский (автор третьей части "Деяний киприотов") по-своему освещает события и приписывает Этьену де Сиссею убийство из ревности.

В этом году случилось, что орден Храма, и монастырь Акры и Салефа, и Замок Паломника, и замок Бофора, и мессир Жан д'Ибелен, сеньор Берофы, <...> и Жан де Жибле, маршал Иерусалимского королевства, и многие рыцари Акры отправились к Табари [Тивериаде] сокрушить большую стоянку турецкой пехоты из наемников и были, к несчастью, разбиты <...> И бежал брат Этьен де Сези [так!], маршал ордена Храма, о котором сказали, что он дурно организовал свое наступление, и повернул без боя, то ли по отсутствию храбрости, то ли добровольно по злому умыслу, поскольку говорили с какой завистью он относится к сеньору Берофы из-за безумной ревности к одной даме из той страны. Но так или иначе это было, магистр ордена Храма отправил его за море и снял с него одеяние; каковым он и оставался в римской Курии до тех пор, пока Папой не стал Грегорио Плезанти, который находился в Акре, когда был избран Папой, и сей брат Этьен де Сези приехал к нему в Акру и тогда, при помощи этого Папы, вновь надел одеяние ордена Храма и уехал с названным Папой в Заморскую землю. [482]

К несчастью, этот прекрасный роман явно противоречит папским посланиям, из которых ясно, что маршал действовал по соглашению с магистром, и оба - вопреки Папе. То, что хронисту, жившему в узком кругу приближенных магистра, известна только обыденная версия достаточно громкого скандала, является доказательством поразительной сдержанности тамплиеров.

В чем же ошибка Этьена де Сиссея? Можно предположить, что в происшедшем с ним не было ничего позорного, поскольку в 1271 г. - спустя шесть лет - он был командором Апулии, одной из наиболее важных провинций ордена Храма. Он отправился в Палестину с Фульком де Летри, одним из рыцарей Карла Анжуйского, дабы сопровождать оттуда недавно избранного Григория X. [483] Не воспротивился ли он - возможно, и силой - легатам, посланным в Святую Землю Урбаном IV набрать солдат из рядов христианской армии, освобождая их от клятв принятия Креста и предоставляя индульгенции, чтобы отправить в Италию, в крестовый поход против короля Сицилии Манфреда Гогенштауфена? [484] [*1] Под воздействием событий ломбардской войны предыдущий Папа уже запретил всякий отъезд крестоносцев в Святую Землю, не сумев, однако, им помещать. Это вывело из себя тамплиеров, некогда "возлюбленных сыновей" Иннокентия III. Акт Урбана IV должен был показаться им тем более непостижимым, что тот являлся патриархом Иерусалимским до восшествия на Святой престол, лично знал отчаянное положение христиан на Востоке; один из рыцарей Храма высказался в суровой и скорбной жалобе "Гнев и Боль", о которой следует поговорить подробно.

Известны две другие поэмы, одна из которых по подписи на манускрипте принадлежит "одному рыцарю ордена Храма", другая - "тамплиеру Оливье". Последний - автор прекрасной элегии о Людовике IX, умершем в 1270 г., и вполне вероятно, что чудесные "Гнев и Боль" тоже могли бы принадлежать его перу; все три сохранившиеся отрывка написаны по-провансальски.

Именно в 1265 г., после потери Арсуфа, тамплиер-трубадур выплеснул крик отчаяния, в котором бьет через край безмерная горечь.

Гнев и боль осели в моем сердце до такой степени, что я едва смею оставаться в живых. Ибо унизили Крест, который мы приняли в честь Того, Кто был распят на кресте. Ни Крест, ни Закон не значат боле ничего для нас, не защищают нас от вероломных турок, да будут они прокляты Богом! Но из того, что явствует, чудится, что в нашей гибели Богу угодно поддерживать их.

Сначала они захватили Цезарею и приступом взяли укрепленный замок Арсуф. Ах, Господи Боже, через что прошли они, сержанты и горожане, находившиеся в стенах Арсуфа? Увы, Восточное королевство потеряло столько, что, по правде сказать, никогда не сможет оправиться.

Не думайте, что Сирия скорбит об этом, ведь она решила и заявила совершенно открыто, что - по возможности - ни одного христианина не останется в ее владениях. Из монастыря Святой Марии сделают мечеть, а так как ее Сын, который должен был бы испытывать боль за это, доволен сим грабежом, мы также вынуждены находить в этом удовольствие.

Безумен тот, кто хочет бороться против турок, поскольку Иисус Христос больше у них ничего не оспаривает. Они победили - и они победят, что гнетет меня, - французов и татар, армян и персов. Они знают, что ежедневно будут принижать нас, ибо Бог, некогда бдивший, спит, а Магомет блистает мощью и заставляет блистать египетского султана.

Папа оказался весьма щедрым на прощения, (раздаваемые] французам и провансальцам, которые помогли ему [в борьбе] против немцев. Он дает нам доказательства великого вожделения, ибо наш крест не стоит турского креста, и кто бы ни захотел, оставляет крестовый поход ради ломбардской войны. Наши легаты, говорю вам сие по правде, продают Бога и Его Прощение за деньги.

Французские сеньоры, Александрия поступила с вами хуже, чем Ломбардия; турки лишили вас ваших сил и сделали пленниками, и освободит вас только выкуп. [485]

Какое отчаяние и какая беспомощность! При полной катастрофе рыцарям оставалась только Дева Мария, средоточие куртуазной любви этого страстного века. "Ибо Матерь Божия была началом нашего ордена, и в Ней и Ее чести пребудет, ежели Богу угодно, конец наших жизней и конец нашего ордена, когда Бог пожелает, чтобы сие произошло".

Все связи, которые просматриваются за эти годы, переплетаются воедино. В 1267 г. молодой Жак де Моле (который станет последним магистром ордена Храма) был принят в Боне в братья-рыцари Эмбером де Перо, генеральным смотрителем ордена, в присутствии магистра во Франции, Амори де Ла Роша. По свидетельству на процессе Моле, после принесения обычных обетов на него надели белый плащ. Затем Эмбер де Перо якобы велел принести распятие и приказал ему отречься от Бога и плюнуть на крест: Моле отрекся "устами, но не сердцем" и плюнул на землю. [486] Итак, как мы отметим по поводу процесса позднее, непостижимо, чтобы подобное с согласия Берара и генерального капитула вменили соискателям, только что произнесшим свои самые торжественные обеты "во имя Бога и Божией Матери". Равным образом невозможно, чтобы Эмбер де Перо, заслуживший в течение двадцати лет доверие двух магистров и генерального капитула, из прихоти вынуждал к такому акту. Особенно неправдоподобно, чтобы святотатство допустил Амори де Ла Рош, близкий друг Людовика Святого, избранный магистром Франции. Однако вполне правдоподобно, что обвинение в адрес Моле, хотя и клеветническое, передает умонастроение членов ордена. Под градом атак султана, за рушащимися стенами своих замков тамплиеры расточали жалобы и проклятия своей беспомощности, оставленные Богом и людьми. Сообща они презирали предательство Рима и равнодушие Неба. Разуверившиеся в Боге, преданные Святой Деве, они, возможно, сами того не зная, порождали ересь.