Array Array - ИСТОРИЯ ОРДЕНА ТАМПЛИЕРОВ

Мусульманская армия, защищающая Иерусалим, насчитывала, по мнению Моле, от двенадцати до пятнадцати тысяч всадников, более сорока или пятидесяти тысяч лучников; в военных действиях ее поддержала бы армия Египта. Магистр ордена Храма не советовал высаживаться в Армении, стране, которая, со своим "малонадежным населением", казалась опасной, но если пожелают снарядить крупномасштабную экспедицию, он совершенно согласен.

Item: [*4] должно приказать с этого времени генуэзцам, венецианцам и людям из других морских стран построить корабли и прочие большие суда, способные перевозить лошадей и снедь, и каждый должен начать запасаться необходимыми вещами <...>

Item: я советую использование не галер, но кораблей и других крупных судов, и сие оттого, что они лучше галер и много выгоднее. Ведь один корабль перевозит больше, чем четыре галеры, а одна галера стоит больше, чем три корабля. И флоту не придется сражаться на море, оттого, что у наших врагов мало военных судов и они не осмелятся на нас напасть.

Далее Моле касается контрабанды; европейские страны, говорит он, посылают туркам все для войны, вплоть до "предварительно изготовленных" галер, которые те только собирают и сбивают, а это должно быть строго запрещено. Что касается необходимых военных сил, он оценивал их в двенадцать или пятнадцать тысяч всадников и пешего войска, включая тысячу арбалетчиков. Он ничего не пожелал сказать ни о месте сбора, ни о месте высадки, но предложил устно назвать Папе и королю Франции наилучшие из них.

Item: я советую вам <...> велеть приготовить этой зимой десять галер, которые выйдут в море в начале весны, чтобы защищать остров Кипр и охранять море, чтобы дурные христиане не перевозили больше контрабанду сарацинам. И дабы знать, как эти, галеры смогли бы продержаться без отдыха до генерального перехода и как получить средства для их оплаты, я вам объясню, если вам угодно, секретно <...> ибо мой проект не из тех, которые можно было бы записать. Но, как я надеюсь, эти галеры с Божьей помощью принесут столько пользы, что смогут легко удерживать море.

Проект Жака де Моле был не чем иным, как типичной формой войны на Средиземноморье, соurse; [*5] он был разъяснен Клименту устно Умбером Бланом, командором Оверни, и его другом Пьером де Лангром, марсельским судовладельцем. Папа не колеблясь принял план, увлекшись идеей войны, финансирующей сама себя, не требуя субсидий, которых для различных целей от него добивался каждый.

Из Бордо Климент обратился к командору Оверни и его компаньонам двумя буллами от 13 июня 1306 г., из которых вторая предоставляла тамплиерам долгожданную духовную привилегию:

Мы вам уступаем <...> право избрать скромного священника в качестве исповедника, который сможет нашей властью давать полное отпущение грехов тем, кто принимает участие в вашем походе <...> Тому же священнику мы уступаем <...> власть <...> отпускать грехи тем из людей, кто бы перевозил запрещенные товары в страны язычников, и освобождать их от приговора отлучения, который они навлекли бы на себя ввиду этого <...>, если они будут вас сопровождать в вышеназванные страны и останутся там в соответствии с тем, как вам покажется добрым располагать ими. [517]

С первых дней существования своего ордена тамплиеры, которых интересовала участь отлученных, разыскивали и собирали рыцарей, изгнанных из Церкви. Но Святой престол всегда отказывал им в высшей привилегии - даровать отпущение грехов отлученному, постучавшемуся в их дверь, при помощи своих капелланов. Эту-то привилегию и включил Климент в длинный список прав и исключительных привилегий ордена Храма: доказательство его уважения и доверия. Но не достаточно ли было этого, чтобы вызвать подозрение, даже зависть инквизиции? Нет ли серьезной причинной связи с тем, что высшая привилегия, предоставленная тамплиерам, оказалась и последней?

В течение 1306 г. Гийом Ногаре сблизился с доминиканцами, и особенно - с верховным инквизитором, Гийомом Парижским, который стал исповедником короля вместо другого доминиканца, Никола де Фреовиля, возвысившегося до багряных облачений кардинала. Ранее Гийом Парижский был исповедником детей Франции [королевских детей], за обучением которых он следил между 1299 и 1301 гг., и эту должность он уступил третьему доминиканцу, отцу Эмберу. [518] В деле Бонифация VIII инквизитор и парижские доминиканцы присоединились к Филиппу, что доминиканцы юга сделать отказались. Гийом де Ногаре, которого считали жертвой, намеченной инквизицией, избежал - говорили, чудесным образом - анафемы; его правоверие никогда не ставилось под сомнение при его жизни, невзирая на посягательство, совершенное в Ананьи. Но его спасение целиком зависело от милости Филиппа, и он изо всех сил старался услужить королю. Союз, который мало-помалу оформился между Гийомом Парижским и Гийомом де Ногаре, был логичен, поскольку один завидовал духовным привилегиям ордена Храма, а второй желал обратить материальные средства ордена на пользу короне.

В течение лета финансы Филиппа Красивого настиг новый кризис. Банкиры короля, семейство Франчези, исчерпали все возможности и находились на грани разорения, и тогда Ногаре осенила идея захватить имущество евреев, поселившихся во Франции, как уже поступили с ломбардцами в 1292 г. Он сам отправился в Тулузу, чтобы наблюдать, как для этого расставляются сети, идея была осуществлена 22 июля. Чиновники короля конфисковали все имущество евреев, оставив тем только незначительные средства для того, чтобы покинуть страну. [519] Из собранных таким образом ценных металлов монетный двор начеканил новые монеты, между тем как объявили переоценку старых. [520] Результатом этого было великое недовольство; в сентябре в Париже разразился бунт, и Филиппу пришлось укрыться в командорстве ордена Храма. Мятеж вскоре подавили, вожаков повесили, но денежный кризис так и не был разрешен. После ломбардцев - евреи, после евреев?..

В апреле 1307 г. в Пуатье Филипп встретился с Папой. Климент все еще отказывался принять Ногаре, но не мог помещать ему сопровождать короля. Чтобы добиться осуждения Бонифация и в связи с этим - собственного оправдания, которым он дорожил, как самой жизнью (что зависела от него), легист противился искусственному продолжению конфликта, и так сильно мешавшего отношениям французского двора и Святого престола: он проделал это с большой ловкостью, яо, несомненно, неожиданная твердость Климента побудила Ногаре взяться за исполнение уже разработанного плана против тамплиеров.

Во время пребывания в Лионе Филипп сообщил Папе о некоторых подозрениях, что он испытывает в отношении ордена Храма; Климент, однако, выразил свое полное недоверие. На последовавшей встрече в Пуатье, во время прощания, когда Папа и король вместе шли через большой дворцовый зал, Филипп вернулся к этой теме, но не сразу и не без смущения. По словам Климента, один из секретарей короля изложил суть дела, но Папа снова счел обвинения невероятными. [521]