Юрий Мухин - ЕСЛИ БЫ НЕ ГЕНЕРАЛЫ! (Проблемы военного сословия)

"3. Западный фронт не создавал кулака в виде крупной мощной группировки из всех родов войск на решающем направлении, при помощи которого решал бы задачу крупного оперативного размаха.

Силы и средства были почти равномерно распределены по всему огромному фронту. Громкие приказы, которые отдавал командующий Западным фронтом, были невыполнимы. Ни один приказ за всю операцию вовремя не был выполнен войсками. Они оставались голой ненужной бумагой, которая не отражала действительного положения войск и не представляла собой ценного оперативного документа. А та торопливость, которую проявляло командование Западным фронтом, передавалась в войска и приносила большой вред делу."

Я дал эти выдержки, чтобы читатели поняли, насколько бывают лживы мемуары полководцев и насколько лживы мемуары Жукова. Ведь масса читателей верит "Воспоминаниям и размышлениям" Жукова беззаветно, как истине в последней инстанции. Поостерегитесь!

Вы помните, что Сталин, характеризуя Жукова, сказал: "У Жукова есть недостатки, некоторые его свойства не любили на фронте…" Что это за свойства?

На первый взгляд, напрашиваются легендарные грубость, жестокость и хамство Жукова. Может быть и это, но я не думаю, что на фронте эти свойства могли бы вызвать к Жукову чувство, называемое «нелюбовью», если бы с деловой точки зрения, с точки зрения делового общения у Жукова было все в порядке. Война ведь сама по себе груба и жестока, да еще и смешана с постоянной опасностью. Вряд ли на таком фоне кто-то особенно обращал внимание на грубость.

Кроме этого многое определяла обстановка. Ветеран, служивший в штабе Жукова после войны в Германии, отмечал, что идеальным полководцем, с точки зрения воинской культуры, был, конечно, Рокоссовский. Его чрезвычайно уважали за это: как вспоминал ветеран, перед Рокоссовским нельзя было провиниться не потому, что он накажет, а просто потому, что было стыдно вызвать его неудовольствие. Рокоссовский оказывал влияние даже на Жукова и, когда последний вызывал Рокоссовского к себе в штаб, то сам становился корректнее и вежливее. Но и без Рокоссовского Жуков не создавал впечатления монстра. Конечно, он всегда чувствовал в себе маршала СССР, но был в обращении прост и вполне вежлив. Никто его особенно не боялся, и ветерана даже удивляли слухи о жестокости и грубости Георгия Константиновича. Но ведь это было после войны.

Грубость — не причина «нелюбви», я знаю это по своему опыту. К примеру, наш главный инженер легко вспыхивал и, разбирая очередную аварию или ущерб, мог ознакомить провинившихся с их характеристикой на отборном мате. Но он всегда пользовался безусловным уважением. А вот директор не матерился, но когда его сняли, то у всех работавших с ним не нашлось ни единого слова сочувствия, так он всем осточертел. Думаю, что и у Жукова в характере было нечто другое, более неприятное. Что это за свойство? За что Жукова не любили коллеги? Давайте попробуем ответить на этот вопрос и для этого вернемся к его диалогу с маршалом Куликом и к тем событиям, которые вызвали их разговор. Но сначала немного о маршале Кулике, тем более, что об этом маршале и невозможно сказать много — это белое пятно военной истории. Пожалуй, первую попытку что-то сказать об этом маршале сделал упоминаемый выше Н.А. Зенькович, и эта попытка была бы блестящей, если бы Зенькович еще и понимал то, о чем пишет.

С каких-то пор о Кулике принято говорить и писать исключительно как об идиоте. Это несправедливо с любой стороны, даже с формальной.

Скажем, Тухачевский брезговал получать академическое образование — военного гения учить, только портить. Жукову и Рокоссовскому его получить не удалось, что только подтверждает мысль — полководцев учат не академии, а войны.

А Кулик в 1924 г. оканчивает курс Военной академии РККА, а в 1938 г. — Особый факультет академии имени Фрунзе.

В РККА не было более боевого генерала, чем Г.И. Кулик. Великая Отечественная война была у него шестой. Командиром артиллерийского взвода он был в империалистической войне, в гражданскую — начальником артиллерии 10-й, а потом 14-й армии, он отличается при обороне Царицына. Воюет в Испании (Орден Ленина), затем вместе с Жуковым громит японцев при Халхин-Голе, затем организует прорыв линии Маннергейма, становится Героем и выслуживает "маршальский жезл". Единственный из предвоенных маршалов, который заслужил это звание в непрерывных войнах.

Но он был клятый, о чем я уже писал. На Украине этим словом называют человека, который знает, что его за что-то будут бить, но все равно это что-то делает. Исходя из того, что я о нем узнал, Г.И. Кулика отличала абсолютная независимость мнений и поступков во всем, что и стоило ему головы.

Но с военной точки зрения, можно только поразиться его пониманию своей профессии. Говорят, что он был противником пистолетов-пулеметов (ППШ) и ратовал за самозарядную винтовку. Но, во-первых, есть документы, из которых следует, что он усиленно заказывал для армии и ППШ в достаточном количестве, а «срезал» их Вознесенский. Во-вторых, с тех и до сих пор пистолеты-пулеметы ни в одной армии не являются основным оружием. Основное — автоматы или винтовки.

Наши писатели и историки редко видят разницу между тем, что сегодня называют автоматом, и пистолет-пулеметом. А это разные вещи. Автомат — это ослабленная автоматическая винтовка, а пистолет-пулемет — пистолет с возможностью автоматического огня. Разработанные до войны пистолет-пулеметы Дегтярева (ППД) и Шпагина (ППШ), в ходе войны — Судаева (ППС), называли в просторечье автоматами, но их сути это не изменило. Первый автомат поставили на вооружение немцы в 1943 году — это было "штурмовое ружье" МП-43 под короткий патрон. У нас первый автомат сконструировал Калашников, тоже под ослабленный патрон, в 1947 г. (АК-47). Отношение историков к Кулику просто поражает. Вот, скажем, книга В.А. Анфилова "Грозное лето 41 года". В аннотации сказано: "Автор — известный историк В.А. Анфилов, заслуженный деятель науки России, доктор исторических наук, профессор МГИМО, бывший ранее старшим научным сотрудником Генерального штаба, а затем старшим преподавателем Военной академии Генерального штаба". Анфилов пишет:

"Немалые препятствия были и на пути минометного вооружения. Оно не было вначале должным образом оценено. Еще в 1936 г. конструкторское бюро Б.И. Шавырина под предлогом ненадобности было закрыто. До советско-финляндской войны минометное вооружение считалось второсортным. Лишь финские минометы «раскрыли» глаза нашим руководителям".

Во-первых. К 22 июня 1941 года в армию было поставлено уже 40 тыс. минометов и только лишь потому, что постановление Комитета Обороны о принятии на вооружение Красной Армии и серийном производстве 82-мм батальонного образца 1937 г., 107-мм горного образца 1938 г. и 120-мм полкового образца 1938 г. минометов было принято 26 февраля 1939 года, то есть, за 9 месяцев до начала «советско-финляндской» войны. Уже в боях на Халхин-Голе было израсходовано 46,6 тыс. 82-мм мин.