Владимир Трут - Дорогой славы и утрат. Казачьи войска в период войн и революций

Стоит обратить внимание также и на сугубо технические аспекты причины частого задействования казачьих формирований при разгоне митингов и демонстраций. Данный вопрос только однажды затрагивался в статье Б.А. Алмазова [60]. По его мнению, система обеспечения безопасности в городах царской России была тщательно разработана и работала весьма эффективно. Наряду с четко функционировавшими полицейскими и пожарными частями существовал конная полиция и конная жандармерия, постоянно использовавшиеся против демонстрантов. Наряду с ними для этих же целей часто использовались и казачьи сотни. Причины этого Б.А. Алмазову видятся чисто технические, а именно – особенности казачьей экипировки. Как правило, казаки сидели в мягких высоких кавказских седлах, в них всадник держался гораздо лучше, чем в обычном седле строевого образца. Кроме этого, в иррегулярных казачьих частях применялось простое, но веками проверенное очень эффективное изобретение, которое позволяло всаднику прочно держаться в седле, даже сражаясь в самой гуще пехоты: под брюхом коня стремена были скошеваны, т.е. состегнуты специальным прочным ремнем, что во много раз повышало устойчивость седла. Поэтому выбить всадника из такого седла было очень трудно, скорее можно было повалить коня [61]. Далее, именно казаки были в состоянии быстро разогнать демонстрацию или митинг, так как очень умело управляли лошадьми. При этом часто все обходилось без большого кровопролития и жертв [15]. На разгон демонстраций казаки направлялись, как правило, без огнестрельного оружия, они могли использовать лишь нагайки. Нагайка полагалась каждому казаку как обязательный компонент его экипировки и предназначалась для подстегивания коня, поскольку в силу сложившихся традиций казаки, в отличие от всех других кавалеристов, не имели шпор. В экипировке казаков, как довольно точно заметил Б.А. Алмазов, были нагайки двух видов. Основная масса имела простые нагайки – обыкновенная камча на обтянутой кожей деревянной или костяной рукоятке с расширением на конце. Такой нагайкой можно было нанести максимум оглушающий удар, сопровождаемый сильным хлопком, но покалечить человека, например разбить голову или повредить глаз, нельзя. Второй вид нагаек – это оплетенные кожей стальной трос или тонкая цепочка со специальным мешочком на конце, в котором лежали пули или кусочки свинца. Такая нагайка весила до двух килограммов и могла причинить тяжелые увечья. Но их имели лишь два-три человека во взводе из числа опытных старослужащих вахмистров. Они могли применять такие нагайки в крайних случаях, главным образом против находящихся в толпе среди демонстрантов вооруженных экстремистов, боевиков, хулиганов [62]. Да и простые нагайки использовались казаками при разгонах митингов и демонстраций далеко не всегда. Стремительный выезд казаков, со свистом и гиком навстречу демонстрантам, грозный вид казачьей конницы в большинстве случаев обращал последних в бегство [63]. Известный историк Г.З. Миронов подчеркивал, что всадник, сидевший на высоте двойного человеческого роста, уже выглядел очень внушительно. Эффективность действий кавалеристов, по его мнению, была таковой, что иногда даже толпу в пять тысяч человек рассеивали взвод полицейских, полувзвод конных жандармов и взвод казаков, то есть всего 70—100 человек [64].

Не стоит забывать и о высокой дисциплинированности, исполнительности казаков, их верности воинскому долгу и присяге царю, общей политической и общественной благонадежности. Все эти обстоятельства, вместе взятые, и определяли частое привлечение казачьих подразделений для выполнения ими жандармско-полицейских функций.

В общем и целом казачьи части, как и все остальные армейские подразделения, безусловно, внесли свой вклад в дело подавления различных революционных выступлений. И на данное обстоятельство указывали многие отечественные и зарубежные исследователи [65]. В то же время не следует впадать в крайность и утверждать, что, например, «казаки подавили революцию», «задушили свободу», играли роль «опричников», «нагаечников» и т.п. [16]Их доля в общем количестве войск, брошенных правительством на подавление восставших, не была преобладающей.

Вопрос о привлечении казаков к несению жандармско-полицейской службы уже в период революции обсуждался в различных общественных кругах, его ставили и в Государственной думе. Однако реакция при этом была неоднозначной. В ходе возникших дискуссий представители революционно-демократической и либеральной частей общества резко отрицательно отзывались о роли казаков, сторонники консервативных сил одобряли их действия, отдельные представители казачьей интеллигенции пытались найти объективный ответ. Усилия последних не проходили бесследно. Большой общественный резонанс получили аргументированные статьи в газете «Русское слово» походного атамана Войска Донского П.Х. Попова, ставшего впоследствии известным общественно-политическим и военным деятелем. Он служил штаб-офицером для поручений в штабе Московского военного округа и располагал достаточными данными. Как отмечали позже современники, П.Х. Попов «с цифрами в руках доказывал необоснованность обвинений» казаков и выступал решительно против негативных широких обобщений в адрес казачества [66]. Однако, хорошо зная казачью историю и имея опыт сотрудничества с такими печатными органами, как «Донская старина», «Донские областные ведомости», «Донской край», он зачастую заканчивал свои статьи историческими справками об участии казаков в строительстве Русского государства и явно хватал через край, утверждая, что «это их участие не только давало им право, но и налагало обязанность бороться с анархией и поддерживать порядок в стране» [67].

Несмотря на то что основная масса армейского казачества послушно исполняла все приказы по «наведению порядка», с течением времени и там стало назревать недовольство возложенными на казаков жандармско-полицейскими обязанностями. Более того, в некоторых случаях дело доходило до открытого неповиновения и даже до антиправительственных выступлений. Все это было характерно не только для армейского казачества, хотя именно в его среде отмечалось большинство подобных случаев, но и для станичного. На Дону уже в самом начале мобилизации казаков второй и третьей очередей в целом ряде станиц они не являлись на мобилизационные пункты, заявляя при этом, что «не хотят защищать помещиков» [68]. (Такое поведение известных своей дисциплинированностью и исполнительностью казаков стало событием поистине экстраординарным.)

К осени 1905 года нарастающее недовольство казаков многих частей и подразделений, участвовавших в различных усмирениях, приводит к нарушению воинской дисциплины, отказам от выполнения приказов, связанных с выполнением полицейских функций, начинаются серьезные брожения и даже открытые выступления. Отказались выполнять приказы командования по подавлению забастовочного движения подразделения сибирских казаков в городе Иркутске [69]. В октябре этого же года из Воронежской губернии домой на Дон самовольно ушли казаки 3-го Сводно-Донского полка. Тогда же от несения полицейской службы отказались казаки 5-го Донского казачьего полка [70]. В ноябре из-за серьезного недовольства приказами по борьбе с «внутренними беспорядками» возникли волнения в 13-м, 14-м, 15-м, 16-м и 17-м Кубанских пластунских батальонах, находившихся в Новороссийске, в станицах Тихорецкой, Крымской, на станции Евлах [71]. Тогда же начались волнения расквартированных в Азербайджане казаков 2-го Полтавского полка [72]. В ноябре казачья сотня сибирских казаков не выполнила приказ о разгоне митинга в губернском центре и столице Сибирского казачьего войска городе Омске [73]. А находившиеся в составе Читинского гарнизона забайкальские казаки предъявили командующему войсками Забайкальской области ряд требований, основное из которых: казаки не должны выполнять обязанности полицейских и усмирять народные волнения [74].